Все было в ажуре, он старательно установил барабан так,
чтобы против ударника оказался нестреляный патрон. Только нажать на спуск…
Послышался жаркий, задыхающийся шепот Ники:
– Еще…
Вадим нечеловеческим усилием воли снял палец со спуска. И
спрятал наган. Как ни кипел от ярости, следовало взять себя в руки. Охотники и
в самом деле м о г у т появиться как нельзя более некстати.
Еще не вечер, капитан, еще не вечер…
Подстелил под голову армейский бушлат, улегся на левый бок –
так, чтобы при необходимости вырвать наган из кармана одним движением. Мало ли
что придет Эмилю в голову…
Там, в комнатушке, продолжался развеселый блуд – судя по
звукам, снова отпробовали коньячок из горла2, потом заскрипели нары, понеслись
охи-вздохи, уже почти в полный голос, ничуть не стесняясь, несли обычную в
таких случаях чушь – и насчет желаемой смены позиций, и насчет обуревавших их
чувств.
Спать хотелось адски, но он боялся. Ткнут сонного под ребро
– и конец… Временами впадал в забытье, перед глазами начинали мелькать странные
сцены, тут же напрочь забывавшиеся при резком пробуждении, он вел с кем-то
бесформенным длиннющие, безумные разговоры – то ли это был комендант, то ли
живехонькая тетка Эльза. Словно плыл по быстрине – то погружался с головой, то
выныривал, весь покрывшись липким потом, с колотящимся сердцем, обнаруживал
вокруг темноту и тишину, вновь осознавал себя в реальности, в таежной ночи.
И незаметно уснул, мягко соскользнул в глубокий сон, словно
в охотно расступившееся бездонное болото.
Глава 2
Робинзонам тесновато на островке…
Пробуждение оказалось насильственным и скверным настолько,
что дальше и некуда.
Назад в реальность он вернулся толчком – в результате
хорошего пинка по ребрам. Успел за невероятно короткий миг пережить потрясающую
гамму ощущений: ужас оттого, что все же уснул, оказавшись в полной власти
спутников, недоумение, злость. А потом на смену всему этому многообразию пришел
дикий, панический страх – совсем близко от его физиономии чернел автоматный
ствол с толстым дульным набалдашником. Человек с автоматом был одет во все
армейское, с ног до головы, и вовсе не собирался позволять долго себя
разглядывать. Снова от всей души пнул Вадима в бок и заорал:
– Встать, сука! Пошел!
Дуло придвинулось к лицу совсем уж близко. Взмыв быстрее лани,
Вадим влетел в крохотную комнатку, получив ускорение в виде доброго пинка. Там,
на нарах, прижались к бревенчатой стене разбуженные любовнички – Ника пыталась
прикрыть бушлатом максимум обнаженных прелестей, Эмиль такими церемониями
пренебрег, зло сверкал глазами, но не решался, конечно, переть с голыми руками
против автомата.
Вадим пролетел комнату из угла в угол наискосок, налетел на
неподъемную скамью, даже не пошатнувшуюся. Страх не улегся, наоборот, в голове
вертелась одна-единственная мысль, четкая и страшная:
д о с т а л и! Догнали…
– К стене, с-сука!
Он поспешно отодвинулся, вжимаясь лопатками в горизонтальный
рядок толстых бревен. Автоматчик повел себя немного странно – держа автомат
одной рукой, второй сцапал со стола полкуска ветчины и вгрызся так, что урчание
слышалось, наверное, снаружи. Жрал так, что за ушами трещало, энергично двигая
челюстями, чавкая. У Вадима понемногу отлегло от сердца –
н а с т о я щ а я погоня так себя не
вела бы, лопает, как с голодного края…
Правда, успокаиваться рано. Еще неизвестно, вдруг это и
называется: из огня да в полымя…
Теперь, слегка успокоившись, осознав, что самого страшного
пока не произошло, он рассмотрел агрессора повнимательнее – на первый взгляд,
совсем пацан, зарос этаким цыплячьим пушком вместо щетины, затравленный зверек.
Вот только автомат у зверька самый настоящий и на поясе новенькие ножны со
штык-ножом. В уголках воротника – защитного цвета эмблемки, которых Вадим с
ходу так и не опознал (сейчас их, новых, в армии развелось превеликое множество),
на шапчонке натовского образца – такая же защитная кокарда, нашивка на рукаве.
Бравый солдат Швейк, одним словом, – только испуганный, злой и посему,
легко догадаться, опасный…
Странный гость дожрал ветчину, сгреб со стола кусок колбасы
и разделался с ней поразительно быстро. Схватил недопитую бутылку коньяка, с
большой сноровкой осушил из горлышка, сунул в рот сигарету. Похоже, настроение
у него слегка улучшилось – но ненамного.
Он сбросил с плеча тощий рюкзачишко, оглядел троицу уже с
некоторой заинтересованностью:
– Деньги есть?
Голый Эмиль пожал плечами в смысле «нет».
– Есть или нету?
– Нету…
– Где это место? Куда я вышел?
– Ты, браток, не поверишь, но мы и сами не
представляем, – сказал Эмиль осторожно. – Сами заблудились.
Солдатик таращился на него недоверчиво и подозрительно:
– Чё ты гонишь?
– Говорю, заблудились, – сказал Эмиль с той же
осторожностью. – Вышли к этой хатке, заночевали…
– Вы вообще кто такие? – Он огляделся, поддел носком
тяжелого ботинка полосатую одежду на полу. – Зэки, что ли?
– Долго объяснять. Ты сам-то кто?
– Хрен в пальто! – огрызнулся солдатик. – Кто
такие, спрашиваю?
– Туристы.
– Что ты мне звездишь? Вон, натуральные зэковские полосатки,
что я, тупой?
– У зэков нынче полосы по горизонтали, – сказал
Эмиль. – А тут, сам видишь, по вертикали, совсем другой дизайн…
– Что ты мне вкручиваешь? Какой дизайн? – солдат
прицелился в него, перехватив автомат обеими руками. – Говори, кто такие!
– Нет, а ты сам-то кто? Домой сорвался?
– Куда надо, туда и сорвался, – угрюмо сообщил
солдатик. – Где это место, спрашиваю?
Эмиль досадливо поморщился:
– А ты откуда сбежал-то, горе мамочкино?
– Откуда надо.
– Слушай, я тебе правду говорю – сами заблудились. Даже
примерно не представляем, где сейчас сидим. Не хочешь выдавать военную тайну –
хотя бы намекни, какие деревушки поблизости. Или город тут где-то поблизости
должен быть Манск…
– Ни хрена себе – поблизости, – машинально ухмыльнулся
беглец. – Манск – где-то во-он там, а здесь – то ли Каразинский район, то
ли уже Мотылинский… – Он совершенно по-детски шмыгнул носом и признался: –
Заплутал, не разберу… По-моему, Мотылинский. Озеро я видел, мимо прошел, если
это Бирикчульское – тогда точно Мотылинский.
– А если нет? Озер тут хватает…
– Да мать твою! – взревел солдат. – Не трави ты
душу, третий день блукаю и не пойму, где! У вас еще выпить есть?
– Нету.
– Звездишь.
