И снова, скоты, слились в нежном поцелуе, ничуть не смущаясь
присутствием Вадима. И не подозревали, их счастье, что он решает в уме простой
вопрос: а не достать ли наган, не положить ли обоих, таких красивых, в эту
хилую пшеницу?
То ли осторожность пересилила, то ли не смог… Стоял на краю
пшеничного поля, гадая, чем же можно разжечь в себе столько ненависти и злобы,
чтобы решиться наконец?
…Вскоре признаки пасторальной цивилизации стали попадаться
чаще, не в пример более наглядные: сначала они увидели какой-то странный
агрегат, два огромных железных колеса, а между ними вал с длиннющими кривыми
зубьями, нечто вроде великанских грабель, снабженных колесами. Эмиль объяснил
Нике мимоходом, что марсианский агрегат именуется бороной, но она не выразила
особенного желания узнать подробнее, для чего эта штука предназначена. Потом
обнаружилась узкая, разбитая колея с довольно высоким земляным валом
посередине.
– Совсем хорошо и понятно, – прокомментировал Эмиль для
Ники. – По-здешнему это именуется «автострада».
– Тут же ни одна машина не пройдет, на пузо сядет…
– Зато трактор пройдет. Как раз для «Беларуся». Близится
цивилизация, вон пустые бутылки валяются, это уж самый что ни на есть
классический признак…
Местность вновь стала повышаться, колея вела вверх. Они так
и шагали по широкому земляному валу посреди колеи – было довольно удобно.
Понемногу колея становилась все более неглубокой, а там и вовсе пропала. Эмиль
чертыхнулся:
– Забрели… Какая-то старая дорога…
– И что делать?
– Вперед идти, малыш, – бодро ответил Эмиль. –
Хоть дорожка и подвела, ясно теперь, что деревня близко. Будем искать…
Откровенно говоря, это не иголка в стоге сена, деревня, как ни крути, штука
заметная….
Вообще-то, деревня оказалась не такой уж и заметной – зато
искать ее не пришлось, прямо на нее и вышли, перевалив гребень очередной сопки.
Впереди тянулся отлогий склон, поросший густыми кучками сосен, он спускался
прямо к деревушке.
Больше всего она напоминала очертаниями горизонтальную
половинку свастики – десятка три домов, соприкасавшихся огородами, и еще
несколько помещались наособицу. Огороды были огромные, выделяясь на фоне
окружающей зелени темными прямоугольниками взрыхленной земли. Вокруг – лес, и
сосны, и еще какие-то неизвестные Вадиму деревья с сероватыми стволами, не
березы и не хвойные – вот и все, что он мог о них сказать. Там и сям – горушки
с полосами голого камня по бокам, словно злой сказочный великан ободрал с них
шкуру. Из деревни выходила светло-желтая укатанная дорога, почти сразу же
разделялась на три, выгнувшиеся в разные стороны, скрывавшиеся где-то меж
сопками, за горизонтом.
Они сидели на самом гребне и смотрели вниз. В деревне стояла
совершеннейшая тишина, только порой для порядка побрехивала какая-нибудь особо
бдительная собака. Из труб не шел дым, на единственной кривой улочке не было ни
души.
– Может, тут и нет никого? – зачем-то шепотом спросила
Ника.
– Глупости, – сказал Эмиль. – Вон, картошку только
что выкопали, ботва кучами валяется. Собаки гавкают. Во-он курица прошла.
Просто все при деле, тут не город, фланеров не бывает…
– А вон тот дом совсем на жилой не похож.
– Молодец, Зоркий Глаз, – вгляделся Эмиль. –
Сельсовет или какая контора… А может, почта, в чем я лично сильно
сомневаюсь, – при нынешних порядках из таких вот деревушек и почты убрали,
и больнички, и все, что было…
– Интересно, а телефон там может оказаться?
– Вряд ли, малыш. Вообще-то, раньше и телефоны в таких аулах
водились, но теперь сомневаюсь… Да и денег у нас нет ни копейки, забыла?
– Подожди! – Ника торопливо вытащила из нагрудного
кармана мятую зеленую бумажку. – У меня же сто баксов остались. Те,
которые… Когда переодевалась, вспомнила и переложила.
– Хозяйственная ты у меня… Увы! Боюсь, если попробуешь
расплатиться этой денежкой, получишь за доллар, как в известном присловье, в
морду. Не видели тут баксов…
– Как же можно так жить? Ни телефона, ни баксов…
– Вот так и живут, милая. Мир, знаешь ли, Шантарском и
столицей не исчерпывается.
– Я бы здесь повесилась, – искренне призналась
Ника. – Тут ночь переночевать – и то ужас берет…
– Обходятся как-то, не вешаются, разве что по пьянке… – Он
повернулся к Вадиму. – Эй, парашник! Видишь во-он там, левее загона, белье
на веревке?
– Ну.
– Хрен гну. Если мне зрение не изменяет, там среди простынь
и прочего барахла сушатся вполне приличные портки. И рубашки есть.
– Вижу…
– А если видишь, отправляйся туда. Огородами-огородами – и к
Котовскому…
– Зачем?
– Тупеешь на глазах. Потому что пора менять полосатку на
что-нибудь более элегантное. И в самом деле, примет какая-нибудь дубовая голова
за зэков – не отмоешься потом. Это в старые времена для беглых каторжан
выставляли на приступочку молоко с хлебушком, а нынче и хлебушек едят недосыта,
и нравы стали далеки от прежней идиллии. – Эмиль мечтательно
прищурился. – Самый лучший вариант – забраться в какой-нибудь домишко, там
отыщется и одежда, и пара скудных рубликов. Вот только поди угадай, где точно
не осталось ни старого, ни малого. А то поднимут хай, мы вдобавок местности
совершенно не знаем, влетим, как кур в ощип… Что стоишь? Пошел!
– А он, часом, не сбежит? – серьезно спросила Ника.
– Куда ему бежать, – пожал плечами Эмиль, – коли
уж я и сам не знаю, как эта деревушка называется и где расположена. Кишка тонка
в одиночку и без копейки Робинзона изображать… Ну, шагай!
Вадим, не пререкаясь, направился вниз по склону. Он и в
самом деле не собирался бежать, справедливо предвидя при этом обороте лишь
новые сложности. Вряд ли пейзане, столь милые и услужливые в другое время и при
других обстоятельствах, снабдят деньгами на дорогу до Шантарска. Властей здесь,
надо полагать, нет никаких – какие там государственные чиновники, милиция,
госбезопасность. Как марсианин на планете Земля, честное слово. Вот уж поистине
– принц в роли нищего…
Миновав последние деревья, он двигался так, чтобы меж ним и
крайними домами деревушки оставался большой сарай из потемневших бревен.
Добравшись до этого сарая, постоял, чутко вслушиваясь.
Лениво побрехивали собаки – но в отдалении. Еще дальше, на
самом краю деревни, послышался человеческий голос и тут же умолк. Кажется,
кого-то звали обедать. А в том дворе, где висело белье, собаки, очень похоже,
не имелось…
Он осторожно выглянул из-за угла сарая. Что-то шумно и
незнакомо выдохнуло, завозилось. С колотящимся сердцем Вадим отпрянул. Вновь
выглянул – и облегченно вздохнул, выругался шепотом. В загородке из
толстых жердей стоял маленький черно-белый бычок размером с крупного дога.
Тьфу, это ведь теленок, видел их пару раз в жизни, но последний раз был
чертовски давно…
