– Гвардия, впер-ред! Рычаги на себя!
– Во! – сказал Мухомор Вадиму так, словно хвастался
местными достопримечательностями. – Сидит – майор, а забор сносит – поэт.
Слав, ты его за что?
– Знал бы за что, совсем бы убил, – серьезно ответил
Славик, пошатнувшись. – Браги не дает, рожа.
– Вы ж у него, поди, все выжрали?
– Тем более, – сказал Славик. – Вы-то привезли
что-нибудь? Мы тут третий день гужбаним, с Бакуриным просто – вылезет утром на
воздух, поглядит на небо в пустую бутылку заместо подзорной трубы и мигом с
нами согласится, что погода для работы самая неподходящая. Карасей наловили до
черта, ухи целое ведро стоит, а вот с водярой плохо, и продавать больше нечего…
– Сейчас что-нибудь придумаем, – почесал в затылке
Худой. – Денег мал-мал есть. А вот магазин закрыт… Томка что, с вами бухает?
– Ага. Там ее уже по второму кругу пускают… Сторонись!
Они кинулись с дороги в разные стороны, как воробьи из-под
колес. «ГАЗ-53» с самодельной деревянной будкой, прикрывавшей только половину
кузова, проехал мимо, вихляя, свернул вправо и ухнул передними колесами в
единственную глубокую ямку, которая здесь имелась. Мотор моментально заглох, из
кабины вывалился детина в такой же брезентовой униформе, кое-как утвердился на
ногах и, похоже, принялся мучительно соображать, где это он очутился.
– О, Вася прибыл, – констатировал Мухомор. – Как
успехи? Эй, Василь?
– Нормалек! – отрапортовал Вася, не без труда
сфокусировав на нем глаза. – И бакуринский транзистор загнал, и твои
хромовые сапоги… на хер тебе тут, Мухомор, хромачи? На танцы, что ли, ходить?
– Ну ты и курва… – беззлобно покачал головой Мухомор.
– Зато имеем флягу браги. Вон, в кабине, еле запихнул…
– Капает! – взревел Мухомор нечеловеческим
голосом. – Ты же крышку на защелку не заложил! Вон, капает! Спасай брагу!
Все кинулись к кабине, опережая друг друга, вопя от избытка
чувств. Мешая друг другу, не без труда выволокли из тесной кабины огромный
алюминиевый бидон, литров на полсотни – Вадим видел как-то по телевизору именно
такие, в них образцово-показательные доярки сливали молоко. Здесь, разумеется,
молоком и не пахло, во фляге плескалась жидкость, цветом и запахом крайне
напоминавшая какао.
– Какаовая, – блаженно принюхался Иисус. – Это вам
не с куриным пометом, как в Парнухе… Взяли, мужики!
Они с Худым подхватили флягу за ручки и поволокли к избе,
откуда как раз отъезжал «уазик». Вася орал вслед:
– Грузовик-то вытащим?
– До завтра постоит, – отмахнулся Мухомор. –
Вадик, чего встал? Пошли «какаву» пить, как аристократы!
– Эй! – истошным голосом завопили сзади. – Эй,
погодите, идолы тувинские!
Их гигантскими прыжками нагонял тот самый доморощенный чабан
– полы брезентового плаща развевались, в руке мужичонка держал совершенно
бесполезный теперь кнут, забыв о нем.
– Ага, – осклабился Мухомор. – Сработало…
Подбежав, пастух сгоряча продолжал в том же духе:
– Вы, идолы тувинские…
Славик моментально выдвинулся вперед, занес колун:
– Я тебе! Господ геофизиков сравнивать с языческими идолами?
Пополам перелобаню, труженик пастушьего фронта!
– Ты, в самом деле, поосторожнее, – невозмутимо бросил
Иисус. – Не с бичевней общаешься, можно и по рогам схлопотать… Мало ты у
Максимыча через плетень летал?
– Мужики! – плачущим голосом воззвал мужичонка. –
Ну ладно вам, что вы, как эти! Там ваша собачка овцу задавила, налетела, как
дикий зверь, завалила и придушила моментом… Мне ж хозяева бошку отвинтят! Что ж
теперь делать-то?
– Так бы сразу и сказал, – поморщился Мухомор. –
Во-он, «уазик» стоит. Сходи к начальнику отряда, поплачь. Если хорошенько
попросишь, заплатит. Только овечку, чур, забираем, коли деньги плочены…
Славик матерно подкрепил его вердикт, многозначительно
покачивая топором с видом опытного палача. Чабан, затравленно шарахнувшись,
обежал их по широкой дуге и помчался к указанной избушке.
– Ага! – захохотал Славик. – Вы что, Боя пускали?
– Да отвязался, – ханжески воздел глаза к небу
Мухомор. – И глазом моргнуть не успели, как смылся…
– Значит, будем с шашлычком, – безмятежно заключил
Славик, отбросил колун. – Ладно, я ему завтра ограду дорублю, куда он, на
хрен, денется… Пошли «какаву» пить…
…Аристократическая «какава» по своему убойному действию
напоминала молодое вино, которое Вадиму довелось не раз пробовать в Молдавии.
От какао она ничем не отличалась и вкусом, сама лилась в глотку, но вскоре при
относительно ясном сознании руки-ноги отказывались повиноваться, а там наступал
черед мозгов. Правда, этот момент настал довольно поздно – и Вадим общался с
новыми знакомыми довольно долго. Его очередным пристанищем оказалась небольшая
избушка, где половину единственной комнаты занимали огромные нары с аккуратным
рядком спальников, а кроме нар имелись лишь бесполезная печь и самодельный
столик. На нарах и расположились, сдвинув в угол уснувшую в спальном мешке
полуголую белобрысую девицу, здешнюю знаменитость Томку, и положив к ней под
бочок столь же бесчувственного субъекта, худого, как жердь и бритого наголо, в
энцефалитке, но без штанов.
– Картина ясная, – сделал вывод Мухомор. – Михалыч
Томку отпежил, из спальника он еще вылез, а вот штаны надеть уже не сподобился,
укатали сивку крутые горки… Разбудить, что ли?
– Сам разбудится, как брагу учует, – фыркнул
Славик. – Все равно сейчас кататься начнет.
– Это точно, – кивнул Мухомор, пояснил Вадиму. –
Манера у человека такая – когда вырубится, начинает по нарам кататься. Может,
снится, что он трактор, кто его знает… В Парнухе вот так же взялся кататься,
когда никого в хате не было, а Васька на нарах пилу забыл. Михалыч по ней
лысиной и прошелся. Мы потом заходим – мамочки! Все спальники в кровище,
смотреть жутко, а он дрыхнет себе. Паша вбил в голову, что это мы Михалыча
били, так до сих пор и не верит, что он сам…
– Поговори, – довольно внятно отозвался Михалыч, не
открывая глаз.
– А кто в Береше теленка трахал? Наливайте… Где моя большая
кружка?
– Насчет теленка – брешет, – сообщил Мухомор,
подсовывая Вадиму эмалированную кружку, до краев полную «какавой». – Дело
там было совсем не так. Избушку бабка нам сдала, а теленок остался в загородке.
Стоит себе и стоит, придет она, покормит и уйдет. Вот кто-то, то ли Славка, то
ли Иисус, начал ему пальцы в рот совать. Остальные тоже подтянулись, все
развлечение, потому что работы не было пять дней, дождь шел, пить и то надоело…
Телок маленький, сосет пальцы, пасть у него жесткая, но кожу не сдирает. Стояли
мы так, и тут спьяну пришло кому-то в голову – а ежели ему вместо пальца в рот
чего другое засунуть? Ну, пошла дискуссия. Сошлись на том, что по дурости
сосать будет. Ладно, идем дальше: возникает закономерный вопрос, кто ему свой
сунет? Никто не хочет, все опасаются. Кто его знает, возьмет да отжует. Решили
жребий бросать. Пока судили-рядили, пока обговаривали, орали на всю деревушку.
Пошел какой-то абориген к бабке и орет: «Семеновна, беги скорей, твоего телка
эти идолы трахать хотят!» Бабка бежит, аж кости стучат… Вот и вся история.
Увела она телка от греха подальше. А этот тут клевету разводит. Михалыч, хоть
штаны надень…
