Как он ни кипел внутренне, приходилось терпеть – мало ли что
придет в голову стерве, следует сбавить обороты…
– Ладно, – сказал он примирительно. – Что мы, в
самом-то деле, цапаемся, как дураки…
– Я не начинала…
– Ладно, – повторил он, встав и подойдя совсем
близко. – А ты, я смотрю, совсем оправилась, похорошела…
Он вовсе не кривил душой – она и в самом деле выглядела
прекрасно, нагулявшая здоровый румянец на свежем воздухе и деревенской
сметанке, подмазанная и причесанная, в новеньких джинсах и рубашке навыпуск.
Шевельнулись прежние желания. Вадим оттеснил ее в уголок и прижал, бормоча
что-то глупое, но, едва стал расстегивать на ней рубашку, Ника принялась
всерьез отбиваться.
– Не дури… – пропыхтел он, справившись-таки с парой
пуговиц. – Законный муж как-никак…
Ника отпихнула его так, что он отлетел к столу, едва не сшиб
его спиной, миски звонко посыпались на пол, раскатились.
– Ты чего тут творишь? – раздался за спиной склочный
голос хозяйки. – Верка, он что, к тебе пристает? Двинь ты ему меж глаз
поварешкой, с ними, кобелями, так и надо…
– Успеется, – фыркнула Ника, торопливо застегивая
рубашку. – Все равно больше не полезет.
– Ах, так ты уже и Верка? – покривил губы Вадим. –
Даже имечко другое? Поздравляю…
– Ты или есть садись, или уматывай! – напустилась на
него хозяйка, загораживая массивной фигурой не столь уж узкий дверной
проем. – Что к девчонке пристал? Девочка красивая, работящая, порядочная,
нужны ей такие, как ты вот, бичева перелетная! Начальнику пожалуюсь, если еще
возле Верки увижу!
Вадиму вдруг стало невероятно смешно, и он, присев на угол
лавки, расхохотался – ситуация была нелепейшая, особенно умиляло обещание этой
святой простоты пожаловаться хахалю на законного мужа.
– Да он же в зюзю пьяный… – понимающе заключила
хозяйка. – От, ироды! Эти, что уехали, Славка с тем бритым, соседке
продали ящик тушенки, а когда открыли, оказалось, никакая это и не тушенка –
каша перловая… Где их теперь ловить? Она Паше пожаловалась, да что толку? Ищи
ветра в Шантарске… Вер, гони ты его, чтоб не приставал, алкаш мозгоблудский…
– Непременно, теть Лида, – фыркнула Ника, схватила
упомянутую поварешку и замахнулась: – Вали отсюда, алкаш мозгоблудский! Не
видать тебе легкой добычи! Не отпробуешь ты моего девичьего тела, охальник!
Она откровенно забавлялась, но простодушная хозяйка все это
принимала за неподдельный праведный гнев и наставительно подзуживала:
– От так его! Двинь поварешкой по наглой морде, в самом-то
деле! Будет тут охальничать!
Вадим, решив не связываться, сделал им обеим ручкой и пошел
со двора.
Возвращаться допивать честно заработанную «какаву» что-то не
тянуло, коли уж можно было продолжить вечер более приятным образом, и он
направился на другой конец деревушки – к Томкиному дому. «Хонда» стояла на том
же месте, возле Пашиной резиденции, и это натолкнуло Вадима на мысль об
очередном кусочке здешней головоломки, который столь неожиданно, сама о том не
ведая, подсунула Ника…
Томка его встретила со всем радушием, выставила пару бутылок
«Стервецкой», и вскоре после парочки обязательных ради соблюдения минимума
приличий фраз они оказались на старомодном диване, поверх кусачего шерстяного
одеяла. Свои наблюдения Вадим, понятное дело, держал при себе, но он уже
давненько подметил, что белокурая продавщица в тесном общении с мужчиной вовсю
демонстрирует отнюдь не примитивный деревенский стиль, а, в общем, хороший
класс, далекий от незатейливых крестьянских изысков. Учитывая, что видаков
здесь не имелось, кое-каких штучек и позиций она могла нахвататься только на городском
асфальте – разумеется, не в буквальном смысле слова. Чувствовалась раскованная
городская школа, оконченная с отличием.
Встреча проходила в теплой, дружественной обстановке – так
что диван скрежетал и скрипел, словно корабль в бурю. Стемнело, но корабль еще
долго носился по штормовому морю, треща всеми шпангоутами.
Бабка заявилась, когда они уже наплавались вволю и лениво
тискали друг друга, пребывая в том неопределенном состоянии, когда и вставать
вроде бы пора, и обрывать жалко. Стукнула дверь. Вадим притих, как мышка, но
Томка самым спокойным тоном громко предупредила:
– Бабка, сюда не лезь, у меня кавалер смущается…
Бабка зажгла тусклую лампочку в другой комнате и принялась
там возиться, побрякивая посудой без особенной злости, потом проворчала:
– Идите жрать, что ли, кувыркаетесь, поди, три часа…
Томка проворно влезла в халатик и отправилась туда. В темпе
одевшись, Вадим последовал следом, испытывая некоторое смущение от конфузности
момента. Бабка, однако, возилась с ужином и особо на него не таращилась,
принимая действительность с отрешенной философичностью буддийского даоса.
Собственно говоря, Томке она приходилась не бабкой, а родной теткой, но
вступила уже в тот возраст, когда деревенских женщин бесповоротно зачисляют в
бабки. Она что-то ворчала, конечно, выставляя на стол большую банку с
неизменной «какавой», – про бесстыжих девок, про городских ветрогонов, у
которых одно на уме, про всеобщее и окончательное повреждение нравов, но душу в
это не вкладывала, так, создавала шумовой фон.
– Шурши, бабка, шурши… – отозвалась Томка без всякого
почтения. – Рассказывал мне дед Степа, как ты в хрущевские времена на пару
с бригадиром все стога в округе разворошила…
– Так грех-то сладок, а человек падок, – отозвалась
бабка.
– Вот то-то и оно. Одна радость – перед зимой с мужиками
пообщаться. Потом снег ляжет, будет у нас скука и отсутствие всяких
развлечений…
– Родителям в Бужур напишу, – равнодушно пообещала
бабка.
– Пиши.
Бабка кивнула на Вадима:
– Он хошь не никонианин?
– Что? – не понял он.
– В какую церковь ходишь?
– Да ни в какую, откровенно говоря, – признался он.
– Все же легче. Ладно, хоть не щепотник. Безбожник еще может
душу спасти, в у никонианского щепотника и души нет, как у собаки. Собака хоть
дом сторожит, а от никонианина и этого нету.
– Бабка у нас староверка упертая, – пояснила
Томка. – Здесь раньше все староверами были, деревня в царские времена,
говорят, была здоровущая…
– То-то и оно, что безбожник, – ворчала бабка, наливая
себе «какавы». – Были бы с крестом на шее, не полезли бы в Калауровскую
падь
[2]
. Федор сегодня мимо ехал, видел, как вы там со своими
проводами бегали. Вот этот твой сухарник
[3]
, – она ткнула
пальцем в Вадима, – даже поссать в чистом поле остановился.
