Когда грузовик вывернул на ровную колею, Вадим решился – на
цыпочках, ныряя всем телом в такт рывкам машины, добрался до заднего борта, в
два счета размотал брезент. Взрезанная крышка торчала в сторону, словно
высунутый язык. Он осторожненько засунул внутрь руку, гнутое разлохмаченное
железо черкнуло по запястью, но рукав подбитой ватой геологической фуфайки
защитил.
Под пальцами скользнуло, оставив весьма неприятные ощущения,
что-то невероятно холодное и мягкое – то ли кожа, то ли плотная материя.
Кончики пальцев уперлись в россыпь холодных, явно металлических кусочков,
издавших тихий хруст. Вадим загреб в кулак, сколько удалось, вытащил руку и
ссыпал добычу в карман, пошарил на ощупь, поглубже – там, судя по ощущениями,
было два мешка, плотно вбитых в металлическую коробку. Еще пригоршня монет
перекочевала в карман, и он с трудом подавил желание продолжать, покуда в
карманах есть свободное место. Не стоит терять голову, уже забрезжило нечто
вроде плана…
Если нагрести слишком много, обязательно заметят, и тогда
события завтра утром будут развиваться непредсказуемо. Как это говорил Гейнц?
Лучше взять триста тысяч без риска, чем миллион – с проблемами? В конце концов,
не стоит уподобляться мелкому воришке, перед ним – два плебея, на которых
нежданно-негаданно свалился куш, а вот он – другое дело, чуть ли не вся его
сознательная жизнь как раз и была посвящена
у м н о м у и серьезному добыванию денег. Неужели не обыграет
на своем, знакомом поле?
Когда впереди показалась деревня – нигде не горел ни один
огонек – Вадим, не торопясь, перелез через борт и выпрыгнул. Не удержался на
ногах, упал на четвереньки, в карманах тяжело звякнули монеты – но его,
конечно, не заметили, уж сейчас-то, ручаться можно, они и вовсе не смотрят по
сторонам, оглушенные удачей…
Прячась в тени, огородами обошел Пашин дом – а впрочем, и
заметят, вряд ли сопоставят и забеспокоятся, – добрался до своей избы.
Трое сотоварищей безмятежно дрыхли, Мухомор, как всегда, заливисто храпел.
Вадим забрал со стола догоревшую до половины свечку и прокрался в старую
сараюшку. Зажег свечу, поставил на пол в дальнем углу, подальше от крохотного
окошка, положил рядом, стволом к двери, заряженное ружьишко Мухомора и выгреб
из обоих карманов добычу.
Дореволюционные золотые червончики с профилем незадачливого
государя императора. Непонятная золотая монета со всадником на вздыбленном
коне, нацелившимся мечом на дракона… Ага, это и есть знаменитый английский
соверен, восемьсот девяносто четвертый год, «Виктория регина»… Снова червонцы…
Непонятно чей золотой, надпись вроде бы испанская, а этот – с иероглифами… Даже
если сдавать золотишко на вес, то, прикинув общее количество… Если в обеих
цинках монеты…
Черт… Очень похоже, во втором мешке было только серебро –
слегка потемневшие, гораздо большие по размеру монеты, конечно же, серебряные:
кто прятал бы никель? Если тогда вообще делали монеты из никеля… Ведь
подначивал же Кирсанов начать по его примеру вкладывать лишние деньги в старые
монеты, уверял, отличное помещение капитала. Так и не занялся, сейчас, болван,
не таращился бы так тупо, как баран на новые ворота…
Впрочем, примерно он цену представлял. Если та монета –
кайзеровские пять марок столетней давности, из которой Ника по западной моде заказала
себе перстень, – обошлась в двадцать долларов, при том, что раритетом
отнюдь не была… Если по весу или через Кирсанова столкнуть антикварам… В общем,
не надо разочаровываться – и с серебра предвидится неплохой навар.
Николашкины рубли… Александр Третий… Мать честная, тысяча
восемьсот двадцать девятый… Доллар – восемьсот девяносто первый год, надо же…
Большие монеты с иероглифами и каким-то лысым японцем с непонятными погонами и
жирным затылком… Еще иероглифы, а тут написано «доллар», но не указана страна,
зато тоже есть иероглифы и арабская вязь – что за чудо? Вдруг это небывалая
редкость, которая сама по себе стоит бешеных баксов? Кирсанов хвалился, что ему
чертовски повезло, по дешевке, всего за четыре штуки баксов купил какой-то
«семейный» рубль Николая Первого. Вдруг и среди этих невидных кругляшков
отыщется некая редкость?
Он долго возился с монетами, раскладывая, перекладывая,
разглядывая. Лишь сделав над собой усилие, оторвался от этого занятия. И
задумался: не подкрасться ли к Пашиному дому и не продырявить ли «хонде»
покрышки? Вдруг этот Витек нынче же ночью сорвется в Шантарск с кладом?
Нет, сомнительно. Паша ни за что, как любой бы на его месте,
не отпустил бы сообщника одного со всеми ценностями. Не настолько ему Паша
доверяет, они там, в поле, явно друг друга опасались… И вряд ли они прямо
сейчас, при Нике, в четыре часа утра засядут вскрывать вторую цинку и делить
клад то ли поровну, то ли по справедливости. Собственно, куда им спешить и кого
бояться? Ни одна живая душа – это им так кажется – их там не видела, никто и не
свяжет яму со скелетами с увезенным кладом. Все шансы за то, что они выберут
самый простой и надежный способ: завтра Паша объявит о закрытии участка, все
уедут в Шантарск, где работяги с превеликой радостью устроят месячный запой,
вытряхнув из головы все воспоминания о странностях. А эти двое в Шантарске
преспокойно поделят хабар. На месте Паши или Витька Вадим для пущей надежности
разделил бы клад пополам – одну цинку в машину Паши, другую – Витьку. Скажем,
кинул бы жребий, кому которую цинку везти. Быть может, и они придумают что-то в
этом духе. Как бы там ни было, следует их опередить. План практически готов,
осечки быть не должно, ибо там всего два варианта – если не пройдет первый,
просто-таки автоматически вступает в действие второй, третьего варианта
попросту нет…
И все же он не выдержал, охваченный классической, многажды
описанной золотой лихорадкой. Отыскал подходящую тонкую палку, тряпье,
прокрался к Пашиному дому. Свет там уже не горел – ну так и есть, завалились
спать, набраться сил перед завтрашней дорогой…
Вадим, сидя на корточках и вздрагивая при каждом ночном
звуке, старательно напихал тряпок в глушитель грузовика, утрамбовал их там
насколько мог качественно. Потом проделал ту же процедуру с выхлопушкой
«хонды». Э т о т ответ в случае чего придет Паше с Витьком в
голову в самую последнюю очередь, долго будут возиться с чем угодно, кроме
глушителя…
Глава 6
Становится шумно…
Он подхватился ни свет ни заря, сквозь сон услышав какую-то
возню. Оказалось, это Иисус проснулся еще раньше и одевался, собираясь
проверять верши. Когда за ним захлопнулась дверь, Вадим босиком прошлепал к
висевшей у входа фуфайке, торопливо запустил руку в карман, всерьез опасаясь спросонья,
что пережил вчера лишь алкогольный сон.
Все оказалось на месте – и золотые кругляшки с последним
императором, и соверен, и лысый японец, и прочие загадочные монеты,
неисповедимыми дорожками гулявшие по миру, чтобы осесть в купеческой захоронке,
которой Калаурову так и не удалось попользоваться. Гайдару, впрочем, тоже – к
слову, где это, любопытно, наш Аркадий Петрович организовал себе тот
великолепный старинный перстень, о котором столько вспоминали опосля
собратья-писатели? С чьего трупа снял?
