— Чего же ты ждал?
— Уж точно не прежней влюблённости. Я стар, но вовсе не глуп. Моей ошибкой стало любопытство. Из-за этого любопытства погиб твой отец, и исправить это я не в силах.
— А ты попробуй, — сказала она. — Отступись от идеи с пустыми книгами. Обеззначивание может стать ещё более серьёзной ошибкой.
Он тихо, даже чуть разочарованно, рассмеялся:
— Думаешь, это так просто? Ты правда считаешь, что можешь использовать мои угрызения совести и удержать меня, чтобы мир не вернулся к своему истоку? Это мой мир, Фурия. Хочу я того или нет, я в ответе за его судьбу.
Покачав головой, он отвернулся и взял со стола книгу. Когда он снова сел лицом к Фурии, книга была раскрыта и лежала у него на коленях. В правой руке старик держал золотую перьевую ручку.
— Я создал семьдесят шесть пустых книг и распределил их по всему миру, некоторые из них находятся в крупнейших библиотеках, некоторые — в хранилищах поменьше. Твой отец уничтожил несколько штук — это лишь замедлит процесс, но не остановит его. Когда я закончу эту книгу, начнётся обеззначивание. Больше чем на сотню лет я оставил последнее предложение недописанным. Не хватает лишь последнего слова. Последнего слова в последнем предложении последней книги мира библиомантики.
Фурия вытащила из кармана пистолет, который взяла у одного из кавалеров.
— Пожалуйста, закрой книгу и отложи её в сторону.
— Я уже давно должен был это сделать, но оказался слишком слаб для этого. Тогда тысячи людей умирали в ночных убежищах, хотя я мог бы это предотвратить.
Фурия прицелилась в старика:
— Отложи её, Северин, прошу тебя.
— Ты меня не застрелишь.
— Давай не будем это проверять.
— Я написал это оружие, Фурия. И оно не заряжено. — Он коснулся кончиком золотого пера правой страницы.
На какой-то момент девочка засомневалась.
Правда ли это?
Могло ли это быть правдой?
Фурия спустила курок.
Старик вскрикнул — пуля попала ему в правую руку. Его отбросило назад. Ручка сползла со страницы, но старик по-прежнему крепко сжимал её.
— Фурия, что же ты делаешь? — прошептал он.
Это был голос не разъярённого, а побеждённого человека.
— Ты действительно мог переписывать прошлое, — сказала она. — Но у тебя никогда не было власти над будущим, иначе пустые книги тебе бы не понадобились. Всё, что случилось после того, как твоё творение было завершено… — Она кивнула на стройные ряды пронумерованных книг. — Произошло уже без твоего вмешательства. Этот мир больше тебе не принадлежит, и ты не имеешь права его уничтожать.
С перекошенным от боли лицом он поднял кровоточащую руку и, как чужеродный предмет, снова положил себе на колени. Когда старик опять попробовал прижать ручку к странице, пальцы его дрожали.
Фурия подошла к нему, чтобы выхватить книгу.
На этот раз он действовал быстрее. Левой рукой старик резко ударил девочку в висок. Она вскрикнула, потеряла равновесие и почувствовала, как пистолет отлетел к противоположной стене.
— Мне очень жаль, — проговорил он, и Фурия увидела, что его глаза наполнились слезами.
Рука, дрожа, продолжала выписывать новые буквы.
— Мне тоже жаль, — сказала она, вытащила из кармана осколок разбитой стеклянной ручки и с силой вонзила его в цель.
ЭПИЛОГ
НЕВИДИМЫЕ ЧЕРНИЛА
Глава ПЕРВАЯ
Несколько дней спустя, покинув резиденцию через главные ворота, Фурия шла вдоль старинной стены поместья Ферфаксов. Она могла бы воспользоваться входом для прислуги, но одна только мысль о том, что недавно в кухне лежали тела Паулины и Вэкфорда, не позволила ей этого сделать. Возможно, пройдут годы, прежде чем она снова сможет спокойно сесть за обеденный стол в гостиной.
Маленькая часовня находилась в дальней части парка, в двух шагах от полуразрушенных римских бастионов. Там же неприметно раскинулось и фамильное кладбище Ферфаксов — причудливая россыпь поросших мхом надгробий и обветренных непогодой и временем статуй. На самых старых надгробиях у некоторых из скорбящих ангелов обломились крылья. Одно такое крыло Фурия вместе с Вэкфордом несколько лет назад перетащила поближе к руинам бастионов. Обложенное подушками, гипсовое крыло почти два года служило ей уютным гнёздышком, где она любила читать, пока однажды крыло не рассыпалось, словно яичная скорлупа.
После того как Изида уничтожила трупы кавалеров и старухи Антиквы, они с Фурией похоронили отца и слуг. Теперь Тиберий Ферфакс покоился в том же склепе, где была погребена мать девочки. Неподалёку нашли своё последнее пристанище Паулина и Вэкфорд, несколько поодаль был захоронен Сандерленд. Фурия сама, с помощью сердечной книги, стёрла прежние надписи, что были выгравированы на надгробиях, и написала новые имена. Будь она поприлежнее, буквы вышли бы более красивыми, но девочка была рада уже тому, что их вообще можно было прочитать.
Имя отца она выгравировала у подножия гранитной стелы под годами жизни матери. Теперь её родители покоились вместе под сенью старого, покрытого мхом монумента, и Фурия заглянула сюда ещё раз лишь для того, чтобы кое-что подправить.
Она положила семьдесят седьмую книгу на каменный парапет надгробия, потом из кожаной сумки вынула молоток и гвозди. Открыла чернильницу, в которой отец во время своих путешествий хранил невидимые чернила. Твёрдой рукой она вогнала первый гвоздь в книгу.
Девочка подумала, что бы она сказала сейчас отцу, если бы это было возможно? Слов не находилось. Она тяжело вздохнула и вбила гвоздь глубже в переплёт, пронзая всё новые страницы. Когда она вбивала второй гвоздь, на глаза навернулись слёзы, а принявшись за третий, она уже рыдала не таясь, не сдерживаясь, пока не вбила четвёртый, а затем и последний гвоздь в книгу.
— Вот и всё… — промолвила она наконец.
От прочих пустых книг, хранившихся ещё бог весть в каких библиотеках, теперь никакой опасности не исходило. Без того единственного, последнего тома, который никогда не будет завершён, все остальные книги были не более чем стопками пожелтевшей бумаги.
Фурия ещё долго сидела у склепа, вспоминая вечера, когда мама читала ей вслух «Фантастико Фантастичелли», а отец брал с собой в путешествия. Предчувствовал ли он, что Зибенштерн никогда не умрёт? На этот вопрос он теперь никогда не ответит.
Уже смеркалось, когда Фурия покинула кладбище и прошла к дому мимо кучи поломанной мебели и рам от картин, что в беспорядке были свалены на заднем дворе. Ещё утром они с Пипом начали разгребать завалы в резиденции и выносить на улицу хотя бы то, что можно было сдвинуть с места. В кучу во дворе летели разные обломки, многие из которых были больше и крупнее, чем она или Пип. Уборка изматывала и вряд ли была им под силу.
