— Об этом я тоже думала, но особой логики в таких мотивах нет. Если начнётся тотальное обеззначивание, то все книги будут уничтожены, а вместе с ними и библиомантика. Это вряд ли в её интересах.
Кэт ойкнула:
— Возможно, книга Северина нужна ей для того, чтобы самой установить с ним связь?
— С подростком?
— С Зибенштерном, независимо от его возраста.
Фурия задумалась над её словами.
— Но тогда это значит, что… — начал Финниан.
— Она уже давным-давно знает, что Северин и Зибенштерн — одно и то же лицо, — сказала Фурия. — И ей известна сила этой книги. Но как такое может быть? Все эти годы книга стояла в нашей семейной библиотеке, о ней не догадывался даже мой отец. А Северин ведь был одним из нас, он был Розенкрейцем. Каким образом об этом мог узнать кто-нибудь из рода Антиква?
И снова Кэт высказала вслух то, о чём подумали все:
— А что, если она была с ним знакома?
Фурия наморщила лоб. Зибенштерн исчез в 1835 году — вероятно, погиб. И даже если предположить, что он дожил до своего столетия, то примерно в 1890 году он наверняка умер от старости. Это было сто двадцать лет назад. Сколько же лет должно быть этой госпоже Антикве? Не меньше ста сорока — ста пятидесяти, а то и больше.
— Не очень-то вероятно, — отмахнулась она.
Но Финниан не отступал:
— Может, с Зибенштерном был знаком кто-нибудь из её предков, он-то и передал тайну книги следующему поколению.
Мозг Фурии уже закипал от такого количества теорий. И всё же она решила задать вопрос, который логически вытекал из всех предыдущих:
— Что же ей нужно от Северина?
Воцарилось молчание. Ответа не знал никто.
Через какое-то время Фурия пересела подальше от обрыва, а затем встала.
— Мне нужно поговорить с Изидой. Она у меня в долгу.
Кэт побледнела.
— Уверена, что она тоже так считает?
— Нужно хотя бы попытаться. Сейчас она единственная, кто может помочь мне спасти Пипа. У неё достаточно силы, чтобы открыть переход из убежища во внешний мир. Возможно, у неё получится переправить меня обратно в резиденцию.
— Но ведь она…
Финниан взял Кэт за руку:
— Фурия права.
— Почему бы тебе просто не прыгнуть самой? Мне казалось, что вы, библиоманты, такое умеете.
— Прыжки можно совершать только в пределах одного уровня. Я могу переместиться из одного места в обычном мире в другое. Или проделать то же самое внутри убежища. Но даже тогда для этого требуется довольно много усилий, ведь прыжок возможен, только если у библиоманта есть два экземпляра одной и той же книги. Да и вообще, я никогда ещё не прыгала в одиночку. — Она тряхнула головой. — Переходы между уровнями — это нечто другое. Такие ворота могут создать лишь могущественные библиоманты, для этого им не требуется ничего, кроме сердечной книги. Но тем не менее это довольно сложная процедура. Если недостаточно продумать все детали, можно случайно приземлиться в какой-нибудь стене или на морском дне. — Она поглядела наверх, туда, где заканчивались ступеньки. В один момент Фурия поняла, что ей нужно делать. — Кажется, Изида — мой единственный шанс.
Глава ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
— Волнуется гораздо сильнее, чем хочет показать, — заметила Кэт, когда Фурия скрылась из виду.
— Она довольно могущественна, — сказал Финниан.
Кэт склонила голову ему на плечо, и Финниан обнял её.
— Но ведь они с этим Северином переписывались каждый день. И вдруг она узнала, что он является тем самым человеком, который замышлял уничтожить все книги мира.
На несколько секунд Кэт замерла, наслаждаясь тем, что Финниан был так близко. Казалось, что сначала он должен был посвятить её в тайну этого лагеря и потом позволил себе открыть свои чувства. Она всегда догадывалась, что Финниан не просто садовник, ведь рука неизвестного библиоманта не первый загадочный предмет, который Кэт для него добыла. На самом деле он никогда и не скрывал от девочки, что поддерживает действия братьев-бородачей. Но Кэт даже не предполагала, насколько сильно он замешан в этом предприятии. Хотя это её не слишком-то удивило. На самом деле сейчас она почувствовала облегчение.
— Иногда экстренные меры вполне оправданны, — сказал Финниан.
— Ты считаешь, что Зибенштерн поступил правильно?
— Нет, конечно же нет. Но он во что-то верил и был готов сражаться за свои идеи до конца.
— И ты такой же?
Финниан тихо вздохнул:
— Пути назад для меня отрезаны. Пойми это, Кэт. Я на стороне братьев-бородачей исключительно из убеждений, и так будет всегда.
— Ты действительно веришь в то, что своими нападениями вы можете заставить Академию сдаться? — Кэт отстранилась от его плеча и выпрямилась.
Финниан тут же убрал руку, и это немного разочаровало девочку.
— Хочу поговорить с тобой начистоту, Кэт. Мы подготовили ещё кое-что. Кое-что масштабное.
— Ещё больше убитых? — тихо спросила она.
Финниан покачал головой:
— Это всё слухи, которые распространяет Академия. Во время наших налётов не погиб ни единый невинный житель. Они называют нас террористами, чтобы люди нас боялись, но на самом деле мы вовсе не разбойники и не палачи. Мы — хорошие, Кэт. Мы хотим справедливости.
— Неужели так говорит каждый, кто бросает бомбы и убивает людей? Что для этого есть веские причины. Что от нападений страдают лишь виновные. Кто вообще вправе определять, виновен человек или нет?
— Мне известны все детали, я прекрасно знаю обо всём, что произошло. Потому что я участвовал во всём. Клянусь тебе: все пострадавшие были неисправимыми марионетками Академии.
— Мне казалось, что братья-бородачи…
— Братья-бородачи — символы революции. Пак чаще, чем Ариэль, участвует в принятии решений, но даже он не является главным лидером. Оба они заведуют этим лагерем, помогают беглым экслибри и справляются со своей ролью довольно хорошо… Даже Пак. Хотя с первого взгляда этого не скажешь. Но на самом деле мы дали им это место. Мы защищаем их, а не наоборот.
— Кто это — мы?
— Я и несколько других. Гунвальд Оландер раскрыл нам глаза на правду. Собственными силами он собрал группу инициаторов из нижнего мира. Нам есть за что его благодарить. Но сейчас он уже постарел и отошёл от руководства.
Кэт заглянула в грустные глаза Финниана и всё поняла.
— Это ты! Ты планируешь все операции и следишь за их проведением.
Финниан кивнул:
— Те, кого люди со стороны называют братьями-бородачами, — это мы все. Несколько экслибри, библиоманты и простые люди. Да, я являюсь кем-то вроде их лидера.
