На меня одели гарнитуру и впервые в жизни мне сделали грим. В команде гримером была блондинка Оксана. В руках у нее была здоровенная кисть – у профессиональных маляров она называется маховой. Оксана макнула эту кисть в пластиковое ведерко с гримом и перекрестила меня Андреевским крестом. И в этот момент со мной произошло нечто необыкновенное. Я включился. Я сразу включился, обострилось все – и зрение, и слух, и самое главное – время стало замедляться. Я почувствовал это по тому, как звуки стали тише, а люди медленнее. Такое со мной уже было, но в других ситуациях, а чтобы вот так, без экстрима – впервые. Ворота ангара распахнулись и бутафорский дым окутал меня. На входе меня проверили охранники, показали знаком, что можно проходить, и я направился в центр зала, где стоял один из скептиков. Это был веселый, рыжий парень. Он протянул мне руку. Рука была сильной, тренированой. Я несколько дольше, чем принято, задержал его ладонь в своей ладони. Рыжий четко объяснил задачу: «Перед вами тридцать автомобилей. В багажнике одного из них находится человек. У вас есть 10 минут, чтобы найти его».
Щелкнул секундомер, и я приступил к поиску. У меня было много времени, больше чем думали организаторы испытания. Для них это было десять минут, для меня же – не менее получаса. Мне не было страшно участвовать в испытании, хотя я знал, что это все может выйти в эфир. И мои ошибки будут видны огромному количеству людей. У меня был другой страх – не поверить своим ощущениям. Свет очень мешал. Я подошел к машине, закрыл глаза, но темноты не было – софиты пробивали через веки, и можно было даже не мечтать о темноте. Нет, надо менять тактику. Я встал в центре ангара, справа и слева от меня стояли машины. Разные – новые, недавно с заводского конвейера, и старые, раритетные. Да, если идти логическим путем, времени уйдет много. Я и не собирался вычислять по внешним признакам. Я вспоминал свою учебу в институте, когда без ошибок вытаскивал билет, на который знаю ответ. Здесь, по сути, то же самое. В одном из багажников человек, мне надо поймать изменение в ощущениях – и все. Эта машина должна быть не такая, как все. Надо просто зацепить эту непохожесть.
Я выставил перед собой руки, закрыл глаза и стал поворачиваться так, чтобы руки были направлены поочередно на все машины. Все это время я задавал один и тот же вопрос: в какой из машин в этом ангаре находится молодой человек, мужчина, знакомый рыжего скептика, который только что пожал мне руку? Сигнал был очень четким и мощным. С билетами в институте такого мощного сигнала я никогда не получал. Мне казалось, что я делаю все крайне медленно. Появление сигнала я не заметил. Он уже был и плавно нарастал, достиг апогея без дискретных скачков и стал ослабевать. Я открыл глаза. Передо мной стояли три машины. Я снова закрыл глаза. Теперь все мои чувства, все мысли, все вопросы были сконцентрированы в ладонях и направлены только в этот сектор. Есть изменение в ощущении, вот оно нарастает, вот идет на спад. И холодок, еле заметное снижение температуры воздуха вокруг меня, но я его чувствую, а значит я на правильном пути.
Я проверил себя еще раз и на пике изменения открыл глаза. Передо мной стояла светло-зеленая «Волга» Газ-21. У меня сомнений не было. Я сказал ведущему: «Вот эта машина». Ведущий ответил, что у меня есть время подумать. Ох, рыжий, чего ж ты меня путаешь. Сомнение. Он пытается загнать меня в сомнение. Буду верить себе. Нет, рыжий, нет, эта машина. Я указал на «Волгу». Ведущий открыл багажник машины. Свернувшись калачиком, внутри багажника лежал молодой человек. Он улыбался и что-то кричал, но я еще толком ничего не слышал. Звук пришел позже. Да. Я нашел этого парня. Это хорошо. Будет что детям рассказать.
Ведущие были явно удивлены и смущены. Интересные скептики, подумал я. Уже шестой сезон телепроекта, и они уж должны привыкнуть к таким чудесам. А они смотрят на меня во все глаза, и их радость и изумление – искренние. Рыжий скептик напомнил, что в интервью я сказал, что могу отличить правду от лжи.
– Да, могу, – я был на кураже, и, наверное, спроси меня в тот момент что угодно, я бы не ошибся.
– Скажите, – скептик хитро прищурился, – прыгал ли я с парашютом когда-нибудь?
Надо было брать инициативу в свои руки. Мне надо на секунду быть здесь главнее, тем более что после багажника у него еще восторг не прошел.
– Нет, давайте так. Я задам вопрос: вы прыгали с парашютом?
– Да!
Врешь, подумал я.
– Вы не прыгали с парашютом.
– Я не прыгал.
Скептик был счастлив больше, чем я. Я услышал аплодисменты. Мои первые телевизионные аплодисменты. Мне аплодировали те, кто делает телевидение.
Было далеко за полночь, когда я приехал домой. Дети не спали, ждали меня. Звонить Наталье я не стал: разница с Уралом во времени – два часа, и я не стал ее беспокоить. Мы накрыли на стол. Я поздравил Альберта с зачислением в университет. Мы все были счастливы. У нас все получилось, а тут еще мой сегодняшний фурор в ангаре! Все это создало непередаваемую атмосферу в нашей маленькой однушке на юго-западе Москвы. Альберт сфотографировал список поступивших. Да, именно так я себе и представлял этот белый лист бумаги формата А4. Но теперь это все в прошлом. Надо получить общежитие и выполнить еще ряд формальностей, но это приятные вещи.
У меня в голове уже созревал план действий. Я формулировал вопросы к Мирозданию, я вспоминал это изменение в ощущениях, я положил его в свою копилку. Была уверенность, что проект для меня будет удачным. Эта уверенность пришла в ангаре. Никогда, никогда раньше я не испытывал ничего подобного. Я перешел на другой уровень. Я это четко осознал. Менялся не сигнал – менялся я. Все сигналы остаются при своей мощности – возрастает только моя чувствительность. Надо работать с собой.
В ту ночь я долго не мог уснуть. Если я продолжаю участие в проекте – это полностью меняет всю мою жизнь. Я отдавал себе отчет в силе телевидения. Но ведь я сам этого хотел – поменять. Нет, конечно, такой способ мне в голову не приходил. Я никогда не рассматривал телевизионные проекты как способ каких-то перемен в жизни, но вот он, проект, и я стою на его пороге. Я неплохо работал, мог при моем послужном списке занять неплохую должность в одной из московских таможен, это вполне выполнимая задача, но здесь другое, здесь совсем другое, то, что всегда привлекало меня, то, что было за семью печатями, все неизученное и неизведанное, и я смогу этим заниматься. Мне сорок восемь лет. Не еще, а уже. Может быть, поздновато? Сомнение накрыло меня с головой…
75
Мы прилетели с Евгением и Альбертом домой, на Урал. Наталья заплакала, обнимая Альберта. Она никогда не плакала, а тут расчувствовалась. Она очень переживала за поступление, но все прошло хорошо. Мой успешный кастинг на телевидении ее несколько насторожил. Она тоже понимала, что есть риск, огромный риск. Я сказал, что у меня есть время подумать. Десять дней. А пока я пойду на работу. Отпуск мой закончился.
Работы было много, очень много. Горы бумаг слева и справа от меня требовали внимания, звонков и сроков. Два дня я работал по 12 часов. Два дня были вычеркнуты из жизни. Я не имел ни минуты, чтобы остановиться и ответить на вопрос, на мысль, крутящуюся в голове: что я здесь делаю?
