— Я от своих слов не отказываюсь! Но вот что скажут люди? Тут такой кипиш заворачивается! — предостерег Станислав Лакоба.
— Жди! Сейчас буду! — закончил разговор Сергей Багапш.
В это время из кабинетов второго этажа на лестничную площадку вышли Бабурин и Колесников. Оба находились в хорошем настроении, видимо, их доклады и предложения о разрешении «абхазского кризиса» в Москве одобрили. Но вид Сергея Багапша быстро согнал улыбку с лица Сергея Бабурина.
— Что произошло, Сергей Васильевич?! — воскликнул он.
— Еду успокоить людей. Какие-то мерзавцы распускают грязные слухи, что я отказался от президентства! Вы представляете, что там сейчас творится?!
— Я с вами! — предложил Сергей Бабурин.
— Хорошо, — согласился Сергей Багапш.
Они стремительно спустились к машинам и выехали в избирательный штаб на Гоголя.
Глава 18
Хмурый декабрьский вечер опустился на Сухум, и без того безлюдные улицы города совершенно опустели. Порывы студеного, пронизывающего до самых костей северного ветра по-хозяйски гоняли по ним, опавшие листья и ставшие ненужными агитационные листовки, с которых бывшие кандидаты в президенты Абхазии продолжали агитировать за себя и словесно уничтожать противника. Спустя два месяца после состоявшихся, но так и не закончившихся президентских выборов их предвыборные грозные речи давно потонули в грохоте автоматных очередей и казались сегодня наивным детским лепетом.
В эти последние перед инаугурацией Сергея Багапша часы в абхазских, армянских и русских домах задавали один и тот же вопрос: как поведет себя Россия, если Рауль Хаджимба решится осуществить свою угрозу — сорвать инаугурацию? Поэтому все от мала до велика собирались у телевизоров и, затаив дыхание, не пропускали ни одного выпуска новостей, ловя каждое слово дикторов. Но пока ничего утешительного ни из Москвы, ни с госдачи в Сухуме, где велись напряженные переговоры между Сергеем Багапшем, Раулем Хаджимбой, Нодаром Хашбой, Сергеем Бабуриным и Владимиром Колесниковым, не приходило.
Развязка неумолимо приближалась, и все меньше оставалось тех, кто еще продолжал надеяться на то, что удастся избежать кровопролития. Рауль Хаджимба и его сторонники ни в какую не хотели уступать, его штаб и турбаза «Абхазия» ощетинились стволами автоматов и пулеметов. В свою очередь, самые горячие сторонники Сергея Багапша давили на него и требовали «раздавить эти осиные гнезда». Подливали масла в огонь и истерические призывы, звучавшие как внутри самой Абхазии, так и из-за Псоу: «Решительно навести конституционный порядок, покончить с разгулом криминала и не допустить прорыва границы бандитскими группировками».
То, что это не было пустой угрозой, в штабе Сергея Багапша отчетливо осознавали. Его разведка не дремала, от нее поступала одна информация тревожнее другой. По одним данным, на госдачах в Сухуме и Новом Афоне уже больше недели скрывались от посторонних глаз вооруженные до зубов спецгруппы боевиков. По другим — такие же группы засели в одном из санаториев в Гаграх. Кто они такие и откуда прибыли — оставалось загадкой, но каких-либо сомнений в том, на кого они нацелились, в штабе Сергея Багапша не возникало. Российские миротворцы тоже не дремали — вся боевая техника была выведена из ангаров и заняла ключевые позиции, а на подвижных и стационарных постах усиленные наряды несли круглосуточное дежурство.
Самые тревожные сообщения приходили из-за Псоу, там поблизости от границы грозно полязгивала гусеницами российская военная машина. В те критические для Абхазии декабрьские ночи тяжелые армейские транспортники, видимо, не случайно приземлялись в сочинском аэропорту, а два батальона спецназа прибыли в разгар мертвого сезона явно не на отдых. Все, вместе взятое, даже далекому от армии человеку говорило о том, что силовой сценарий разрешения затянувшегося конфликта становился жестокой реальностью.
Эти удручающие новости, усиленные слухами, со скоростью лесного пожара распространялись по Абхазии. Ощущение чудовищной и неотвратимо надвигающейся катастрофы не обошло стороной ни один дом, ни одну семью. С особой остротой они ощущались в доме Беслана Кубравы. Время и судьба так распорядились, что он оказался в самой гуще драматических событий и последние полгода уже не принадлежал ни себе, ни семье. Ему приходилось разрываться между домом, занятиями в университете, митингами и работой в штабе Сергея Багапша. Неумолимая и жестокая логика политической борьбы, подобно кровожадному молоху, пожирала его без остатка.
В последнюю неделю Беслан если и появлялся в доме, то на несколько часов, чтобы на бегу перекусить и отоспаться. И сейчас, весь позеленевший от усталости и нервного перенапряжения, он отрешенно смотрел перед собой и вяло, не замечая вкуса, пережевывал холодный хачапур. Напротив сидели и не притрагивались к тарелкам с давно остывшей мамалыгой жена Амра, сестра Марина, сыновья Инал и Аслан. Они не решались потревожить его и лишь бросали вопрошающие взгляды то на него, то на старенький «Горизонт», тускло поблескивавший в углу на тумбочке.
Экран телевизора судорожно подергивался, а эфир сухо потрескивал электрическими разрядами. И так порядком изношенная аппаратура телецентра, после того как его штурмовали и подрывали, вовсе дышала на ладан. Голос молодого ведущего новостей Алхаса Чолокуа, еще не успевшего как следует освоиться со студией и своей новой ролью, то и дело плыл и прерывался. Но ни Амра, ни Марина, ни быстро повзрослевший за эти сумасшедшие дни Инал не замечали этого, по его лицу они спешили угадать главное — что их ждет завтра.
К сожалению, новости оказались неутешительными, прилет известного российского депутата Сергея Бабурина пока мало что изменил. По-прежнему у избирательных штабов соперников толпились вооруженные люди и звучали воинственные призывы. Более того, с каждым новым часом их становилось больше, а требования приобретали все более жесткий характер. Их подогревали слухи о переговорах на госдаче между Сергеем Багапшем, Раулем Хаджимбой, Сергеем Бабуриным, Владимиром Колесниковым и Нодаром Хашбой — они носили самый противоречивый характер. По одним — Сергея Багапша уже арестовали и отправили вертолетом в Адлер. По другим — его якобы «сломали», и он отказался от дальнейшей борьбы. Российские телеканалы ни одним словом не упомянули о ситуации в Абхазии, как будто ее вовсе не существовало.
Инал выключил телевизор, и на какое-то время в столовой воцарилась тягостная тишина, которую нарушал лишь стук вилки в руках отца. Он еще наклонился над тарелкой, избегая обращенных к нему вопрошающих взглядов. Ему нечего было сказать им. Неподвластная ни его, ни воле тысяч сторонников Сергея Багапша, ни сторонников Рауля Хаджимбы чудовищная машина разрушения, казалось, уже не могла остановиться и через несколько часов готова была пойти вразнос и разгромить вдребезги то хрупкое равновесие, которое каким-то чудом еще сохранялось в обществе.
Беслан еще долго остановившимся взглядом смотрел на давно погасший экран телевизора. Амра, Марина и сыновья не спускали с него глаз и ловили каждое движение. Первой не выдержала и заговорила Амра, с ее дрожащих губ сорвался еле слышный вопрос:
