И когда раскаты салюта растворились в шуме волн и ветра, сигнальщик с флагмана протелеграфировал: «Доблестного капитана Сулеймана ждет у себя на ужин гроза гяуров адмирал Омер-паша».
Это видела вся эскадра, это видели на берегу. Сулейман не мог сдержать душивших его чувств и, поклонившись команде, прочувственно воскликнул:
— Слава вам, доблестные воины Аллаха и великого султана!
— Мы с тобой, капитан! Слава тебе и Аллаху! — охваченные одним порывом кричали они и потрясали оружием.
— Аллах вам в помощь! Теперь все позади! Мы дома! Приготовиться к швартовке! — распорядился он.
Команда дружно бросилась выполнять команду. Вместе с ней оживились и горцы. Гедлач, Амра, Астамур-кузнец, Шезина Атыршба, Джамал Бутба, Шмаф Квадзба и те, кто еще мог двигаться, перебрались на правый борт и жадно вглядывались в берег, который для них должен был стать своим. Лес мачт купеческих кораблей закрывал город, а те убогие глинобитные домишки, хаотично разбросанные по склонам пологих, покрытых скудной растительностью холмов вгоняли их в еще большую тоску по оставленной родине.
Перед глазами возникали совершенно другие видения. Просторные, плодородные долины, в которых хватало пашни и пастбищ всем — как князьям, так простолюдинам. Привольно раскинувшиеся по склонам гор густые буковые и дубовые леса, где для охотника было настоящее раздолье. Хрустально-чистые реки, в водах которых в изобилии водилась золотистая форель. Луга, где бродили тучные стада, а воздух, напоенный ароматом цветов, напоминал один огромный пчелиный улей. И конечно, величественные горы. На протяжении веков они хранили память о великих предках, сумевших выстоять и победить самых могущественных врагов.
Гедлач потухшим взором смотрел на лысые холмы, скалистые берега и в его сердце, израненном последними утратами — смертями Даура и Алхаза, — была абсолютная пустота. Он дышал и не чувствовал могучего зова проснувшейся после затяжной зимы земли, сладких дымов, в которых смешались запахи домашнего очага и свежеиспеченного хлеба. Воздух Самсуна стеснял дыхание и драл горло. Это не был воздух гор — воздух свободы! Безбрежная громада моря навсегда отрезала его и семью от родины и могил предков.
— Как тут жить?! Как? — воскликнул Джамал, пораженный убогостью земли.
— И где тот турецкий рай?! Где? — растерялся Астамур.
— Это мы жили в раю! — с горечью произнес Шмаф.
— Бежавших из рая может ожидать только ад, — мрачно обронил Джамал.
— Ради чего все муки?! За что нам такое наказание? Апсар, прости, если бы я только знала… — причитала Шезина, и рыдания сотрясли ее.
— Мертвых уже не воскресить, надо думать о живых и детях. Ничего, как-нибудь обживемся, — пыталась утешить подругу и себя Амра.
— Перестаньте душу мотать! На Самсуне свет клином не сошелся! Живут же наши в Стамбуле, — оборвал ее Гедлач.
— В Стамбуле? А кто нас там ждет? — уныло заметил Джамал.
— Вы еще вспомните про обещанного султаном буйвола и мешки с кукурузой, — с сарказмом заметил Астамур.
— У-у Дзаган, — прорычал Шмаф, и его руки схватили пояс там, где когда-то висел кинжал.
— У-у Сулейман, — процедил сквозь зубы Джамал и бросил ненавидящий взгляд на капитанский мостик.
— Теперь поздно локти кусать! — глухо обронил Астамур и, вцепившись руками в борт, всматривался в приближающийся берег.
Фрегат протащился мимо торгового причала, рыбацких шхун, сбившихся в кучу, мимо галдящих торговых рядов, разбитых у кромки моря и, оставив позади порт, стал на якорь у развалин старой крепости. Прошел час, и на берегу появился отряд аскеров. Вскоре к ним присоединились четыре чиновника, они сели в шлюпки, подплыли к фрегату и поднялись на борт.
Комендант Озал Челер, начальник береговой охраны, судовой врач и переводчик, не удостоив взглядом разбившихся на кучки махаджиров, были встречены Сулейманом и вместе с ним спустились в каюту. Пока шло совещание, команда фрегата паковала сундуки и с нетерпением поглядывала в сторону порта. Оттуда, погоняемая попутным ветром, резво спешила к фрегату фелюга. Не успела она пришвартоваться, как в нее полетели узлы и сундуки команды. Затем подплыл военный катер, и на смену аскерам на борт поднялась мрачная береговая охрана.
Весть о возвращении экспедиции капитана Сулеймана с быстротой молнии облетела город, и на берегу быстро выросла толпа. Изредка в ней мелькали черкески, это первые переселенцы-махаджиры пришли встретить своих земляков и узнать последние новости из Абхазии. Вид фрегата говорил сам за себя, и тревожные крики поплыли над морем. Радостные возгласы сменялись стенаниями, счастливый смех — душераздирающими воплями. Как на берегу, так и на борту фрегата сгорали от нетерпения перед предстоящей встречей. Но без приказа Сулеймана никто не решался первым покинуть фрегат и перебраться на борт фелюги.
Он не заставил себя ждать и в окружении свиты появился на палубе. Впереди шел комендант Челер, позади трусил переводчик, судя по чертам лица — выходец с Кавказа. За несколько шагов до надвинувшейся на них толпы махаджиров они остановились, и тут же между ними стеной стала береговая охрана.
Геч, Барак, Гедлач, Астамур, Шмаф и сгрудившиеся за их спинами односельчане угрюмо смотрели на коменданта и ждали, что он скажет. На его надменном и холодном лице невозможно было прочесть ни чувств, ни эмоций. Холеная рука крепко сжимала тяжелую трость, толстые пальцы были унизаны массивными перстнями, сверкающими на солнце драгоценными камнями. Челер цепким взглядом прошелся по лицам махаджиров и кивнул переводчику. Тот вышел вперед и, как хорошо заученный урок, отбарабанил:
— Великий султан — наследник Аллаха на земле и повелитель половины мира оказывает вам великую милость стать его подданными. Сейчас…
— Сейчас нам нужна вода! Наши старики и дети умирают! — оборвал его князь Барак.
— Дайте поесть! Помогите раненым и больным! — потребовал Астамур.
— Знаем мы про его милость! Наелись досыта! — не сдержался Шмаф.
— Мы люди! А не скот!
— Вы хуже гяуров!
— Дайте воды! Дайте хлеба!
— Пустите нас на берег! — наливалась гневом толпа.
Береговая охрана грозно забряцала оружием, переводчик попятился назад. Сулейман махнул рукой — и в воздухе блеснули клинки. Челер продолжал сохранять спокойствие. За время службы в порту Самсуна ему пришлось принимать десятки таких экспедиций. Эта была не самая худшая. Предыдущая до сих пор болталась на рейде, и там пришлось стрелять. Взбунтовавшиеся горцы, которых косила холера, бросались в море и вплавь пытались добраться до берега. Тех, у кого хватило сил доплыть, поджидала пуля или штык береговой охраны, потом в развалинах старой крепости долго пылали костры, а в воздухе стоял невыносимый смрад. Вторую неделю корабль-призрак стоял на рейде, напоминая о трагедии горцев, и своим зловещим видом отпугивал не только мародеров, но и птиц — они стороной облетали его.
