Старенькое, купленное отцом на барахолке по случаю новоселья бронзовое бра, которое они вместе ремонтировали не один раз, опять было неисправно. Под лестницей, на своем месте валялся футбольный мяч. Судя по его облезлому виду, младшие братья Инал и Аслан продолжали исправно «считать» доски на соседских заборах и упорно «стричь» в палисадниках кусты лаврушки и лимона. Сейчас их громкие голоса доносились из верхних комнат, видимо, там шел очередной «передел территории и собственности». В столовой весело погромыхивала посуда — это мама готовила обед, и, похоже, не одна — мелодичный смех тети Марины раздавался в зале. И лишь за дверью кабинета отца царила тишина, он, видимо, еще не вернулся с лекций в университете.
В это время наверху раздался грохот упавшего на пол стула, а через мгновение на лестничной площадке послышался топот босых ног. Шабад, опасаясь, что его неожиданное для родных появление в доме раньше времени может быть раскрыто неугомонным и вездесущим Асланом, торопливо опустил сумку на пол, расстегнул молнию и достал из нее две серебряные цепочки, которые присмотрел в ростовском ломбарде еще задолго до окончания летней сессии. И уже не в силах сдержать на лице счастливую улыбку, он распахнул дверь и шагнул в столовую.
Сквозняк смахнул на пол салфетки со стола, Амра Алексеевна кинулась их поднимать, но застыла на полпути, а затем, радостно всплеснув руками, бросилась обнимать сына. Вслед за ней к нему припала родная сестра отца — Марина. На шум голосов скатились по лестнице взъерошенные и раскрасневшиеся Аслан с Иналом и принялись тискать старшего брата. Шабад пытался казаться взрослым и суровым, но надолго его не хватило, через несколько минут он вместе с ними копался в своей сумке. Новый футбольный мяч, а еще больше редкая пока для Сухума диковинка — скейтборд вызвали у младших братьев настоящую бурю восторга. Они рвались на улицу, чтобы тут же обновить их, но с этим пришлось повременить, мама позвала обедать.
За столом собралась почти вся семья, не хватало отца — в последние дни тот допоздна пропадал то в университете, то на заседаниях политсовета «Единая Абхазия». Амра Алексеевна переглянулась с Мариной и затем решительно открыла холодильник, достала из него графин домашнего вина и кивнула Шабаду. Теперь после мужа в доме появился еще один мужчина, он еще неловкой рукой разлил вино по бокалам и, краснея, произнес тост.
После второго — тоста матери — на Шабада обрушился град вопросов. Он буквально таял под любящими взглядами родных и, с превосходством поглядывая на «умную голову» — Инала, сыпал фамилиями известных математиков: Лагранж, Лобачевский, Вишневский. И чем дальше он забирался в дремучие дебри из интегралов и дифференциалов, тем большее восхищение читал в изумленных глазах братьев, матери и тетки.
Но непоседу Аслана не интересовали сияющие вершины высшей математики, которые одну за другой успешно брал старший брат. Шило в одном месте не давало ему покоя, и он бросал умоляющие взгляды то на дверь, то на мать, видевшую в это время только одного Шабада. А перед глазами Аслана стоял новенький, заманчиво поблескивающий глянцем скейтборд. Он уже мысленно раскатывал на нем перед толпой завистливо поглядывающих на него соседских пацанов и лихо нарезал пируэты перед извечным своим соперником — Зуриком.
Стук калитки прервал рассказ Шабада, и все дружно повернулись к окну. За ним промелькнул седой ежик Беслана Сергеевича, и со двора донесся его жизнерадостный голос:
— Зверски голодного доцента в этом доме накормят?!
От напускной солидности Шабада не осталось и следа, он сорвался с места и воскликнул:
— Папа! Не только накормят, но и на руках носить будут!
Через мгновение из прихожей донеслись радостные возгласы и шумная толкотня. В комнату отец с сыном вошли обнявшись, и за столом снова оживились, лишь один Аслан грустно поник: теперь катание на скейтборде откладывалось надолго. Беслан Сергеевич озадаченно посмотрел на недопитый Шабадом стакан вина, тот замялся и потупил взгляд. Отец строго глянул на жену с сестрой — те невинно улыбались — и, ничего не сказав, сам решительно взялся за ручку графина.
Тост за успехи первенца, пошедшего по его стопам и теперь с успехом грызущего гранит науки, вернул Шабаду прежнее веселое настроение, и он продолжил рассказ об университетской жизни. Вскоре два финансиста добрались до «дебета с кредитом», и Шабаду поневоле пришлось снова держать экзамен — перед отцом. Амра Алексеевна с тихой радостью смотрела на просветлевшее и дышавшее гордостью за сына лицо мужа и в эти минуты была по-настоящему счастлива. Кажется, переменчивая жизнь опять поворачивалась к их семье светлой стороной, и та черная полоса, что началась весной 2003 года, похоже, закончилась.
Полтора года назад уставшая от правления бесправных временщиков-министров Абхазия глухо зароптала. Последовавшие одно за другим убийства и похищения политических противников власти переполнили чашу терпения ветеранов войны из общественно-политического движения «Амцахара». Они первыми осмелились не только сказать, но и потребовать от Владислава Ардзинбы смены правительства и наказания виновных. Президент не поддался их давлению.
Конфронтация нарастала. В тот злосчастный день 6 апреля Беслан, уходя на работу, ничего не сказал ни жене, ни сестре, и, когда он, взволнованный и побледневший от напряжения, вместе с Сергеем Шамбой появился на экране телевизора, в душе Амры Алексеевны все оборвалось.
«Почему именно он решился на этот отчаянный шаг: признать ошибки правительства и предложить ему в полном составе уйти в отставку? — терзалась она вопросами. — Чтобы развязать руки президенту в его первой схватке с лидерами движения «Амцахара»?
…Или, может быть, потому что не захотел быть «карманным» вице-премьером в правительстве, которое все больше становилось «семейным» и вызывало справедливое негодование не только у ветеранов войны, но даже у соседей по дому и знакомых, донимавших его злыми вопросами?
…А может быть, косые взгляды завистников и грязные намеки?
…Тоже мне нашли коррупционера!.. С телевизором «Горизонт», купленным еще до войны в Ткуарчале! С хрустальной люстрой, что год назад появилась в гостиной, и то потому, что ее подарил старый друг из России. Со стиральной машиной, последний раз работавшей, когда Шабаду шел шестнадцатый год.
…Или, может быть, внешний лоск Беслана, который и сейчас, за домашним столом, держался так, будто находился на дипломатическом приеме. Лоск?! А чего он стоил! Об этом знали только одна она, мать, отец и брат, с раннего утра и до позднего вечера не разгибающиеся на грядках в поле и саду».
Тогда, в те ужасные для нее минуты, она смотрела на мужа и уже ничего не слышала. Крутой и решительный характер Владислава Ардзинбы ей был известен не понаслышке, и теперь после всего того, что случилось, ждать с его стороны снисхождения было просто наивно. В тот вечер Беслан вернулся домой не на служебной «Волге», а пешком. И уже на следующий день вокруг него и их семьи образовалась зияющая пустота. Бывшие приятели министры стали его сторониться и быстро забыли, где находится их дом. Телефон, еще вчера разрывавшийся от непрерывных звонков, теперь лишь изредка грустно потренькивал по вечерам — это звонили друзья сыновей. Сами они притихли, и в их сразу повзрослевших глазах читались боль и обида за отца.
