Занятие подходило к концу. Петр посчитал, что более подходящего времени для решающего разговора с Василием ему не найти, и сделал первый намек:
— Как мои часы? Показывают правильно?
— А я разве халтуру роблю? — вопросом на вопрос ответил хитрый Матвиенко.
— Нет. Не зря же тебя включили в нашу группу.
— Угу!
— Ты, смотрю, не рад.
— А чему радоваться? Четыре группы вже сгинули.
— Ну, с таким, как ты, проводником мы не пропадем.
— Ага. До смерти точно доведу.
— Ладно тебе, Вася, прорвемся, — Петр похлопал его по плечу и спросил: — Где часы?
— В кандейке, в гараже, — пояснил Василий.
— Пошли, время не ждет! — поторопил Петр. Лишний раз подставляться под скрытые микрофоны Райхдихта у него не было ни малейшего желания.
В гараже было непривычно тихо и ничто не мешало разговору с глазу на глаз. Петр успел изучить характер Матвиенко — тот не терпел разговоров с подходцем — и, повертев часы, похвалил:
— Правильно идут.
— Я же говорил, шо халтуры не делаю.
— Часы-то правильно идут, не то что твоя жизнь, Василий, — поддел его Петр.
— А че, моя жизнь? С волками жить — по-волчьи выть, — огрызнулся он.
— А ты разве волк?
— Какая на хрен разница. Мое дило — баранку крутить.
— Все, Вася, открутил. Теперь родной Туапсе взрывать будешь.
— Туда треба ще дойти.
— А если дойдем, взрывать станешь? — допытывался Петр.
— То шо ты причипывся? Кажи прямо, чего надо?! — потерял терпение Матвиенко.
— Мне ничего, а вот жене и детям ты нужен.
— А тебе якэ до них дило?
— Хочу, чтоб они не потеряли мужа и отца, — заявил Петр и напрягся.
От ответа Василия зависело многое. Лицо Матвиенко исказила гримаса, а пальцы сжались в кулаки. Рука Петра опустилась на рукоять тесака. Это движение не укрылось от внимания Василия. Его плотно сжатые губы разжались, и с них слетело:
— Боишсь, шо донесу Гессу?
— Доносить-то нечего, — отмахнулся Петр.
А голове пронеслось: «Неужели ошибся?»
— Разве? А хто только, что мне предлагал на ту сторону бежать? — с ехидцей спросил Матвиенко.
— Тебе показалось.
— Показалось? А Аппельта? Цэ ты спихнул?
Этот вопрос Матвиенко сказал все Петру. Василий догадывался, что он оказался там не случайно, и все произошедшее с Аппельтом и Руделем было его рук делом. Теплая волна окатила Петра: «Ну ты, Вася, и змей! Знал и столько молчал!»
И уже не таясь, он спросил:
— А ты как думаешь?
Василий хмыкнул и заявил:
— Ну, туда ему и дорога.
Петр рассмеялся и в тон ему заметил:
— Там, может, еще кого сплавим?
— А запросто.
— Ну, ты, Вася, даешь! Ох, как мне тебя не хватало! — воскликнул Петр и, не стесняясь своего порыва, стиснул его в своих объятиях.
Матвиенко тоже расчувствовался и с его дрожащих губ сорвалось:
— Петро, так ты свой?
— Свой! Свой! — повторял Петр.
И когда они овладели чувствами, Василий спросил:
— Та шо мэни робыть?
— Готовиться к выполнению задания.
— Якого?
— Гесса.
— Я-як? — опешил Василий.
— Самым добросовестным образом. В группу зачислят только пятерых. Ты должен попасть в их число.
— Понял. А шо потом?
— Не спеши, придет время, я все скажу, — закончил на том разговор Петр и отправился в штаб.
Следующие четыре дня они и еще шестеро диверсантов под командованием Бокка усилено готовились к выполнению задания. 17 декабря 1942 года Гесс без всяких объяснений отменил его, а сам укатил в поселок Абрау якобы с инспекцией. Острые языки по этому поводу злословили, что шеф заблудился в лабиринте подвалов знаменитого винзавода. В оставшееся до Рождества время в группе шел вяло текущий учебный процесс.
В отсутствие Гесса личный состав группы расслабился. В комнатах общежития и кабинетах штаба все чаще раздавались загадочные хлопки. Страсть капитана к зеленому змию оказалась заразительной. К рюмке стали прикладываться не только свободные от занятий инструктора, а и некоторые дежурные. Служба в группе в эти рождественские дни шла через пень-колоду. В какой-то момент в голову Петра пришла шальная мысль: вместо рождественского гуся подложить гитлеровцам большую свинью. Он поделился ею с Матвиенко, тот с ходу ее подержал. От мысли разбросать по городу листовки, в которых бы раскрывалось истинное назначение интендантского отдела, за ширмой которого скрывалась группа, они отказались. Слишком хлопотное это было дело.
— А если краской намалевать на стене, шо тут шпионская школа, — предложил Василий.
— Это мысль! — поддержал Петр, но, подумав, усомнился: — Рискованно, дежурный может заметить, да и времени у нас не хватит.
— Да, не пойдет. Так что же делать?
— Может, плакат повесить.
— Точно! Быстро и никто не заметит, — снова оживился Василий.
— Так и сделаем.
— А где столько бумаги и краски найти?
— Не проблема! — заверил Петр и подумал о начальнике типографии Николае Бойко.
У него он заказывал бланки красноармейских книжек, командировочных предписаний, госпитальных справок — в общем, все то, что потом служило абверовским агентам в качестве документов прикрытия.
— И когда мы будем давать рекламу гессовскому выводку? — торопил события Василий.
— На Рождество! — не задумываясь, назвал дату Петр.
— Точно! Пока гансы будут жрать своего гуся, мы подсунем им свинью.
— И еще какую!
— Надо такое написать, шоб Гесс сразу протрезвел!
— Напишем! — заверил Петр и тут же взялся за выполнение.
После обеда он выехал в типографию. Бойко был на месте и распекал наборщика. При появлении Петра его воинственно торчащие усы обвисли, и на лице появилась кислая улыбка.
— О, господин Петренко! — воскликнул он, но в его голосе не было энтузиазма.
— Здорово, Николай Пантелеевич, за что хлопца строгаешь? — бодро произнес Петр.
— Их не строгать, так вы же с меня три шкуры спустите.
— Так уж и три?
Бойко, смешавшись, ответил:
— По головке точно не погладите.
— Ладно, Пантелеич, я приехал не шкуру с тебя драть и не по головке гладить. Праздник на носу, нужна краска, плакатные перья и хорошая бумага.
