— Тихо.
— Чай будете? В чайнике остался кипяток.
— Нет. Хочу только спать. Чертовски устал.
— Ложитесь ближе к печке, она всю хворь прогонит, — предложил Петр и, освобождая место, сдвинул в сторону Шевченко.
Тот что-то пробормотал, но так и не проснулся. Рюкзак остался лежать на месте. Бокк втиснулся между ними, не прошло и нескольких минут, как его могучий храп заглушил все звуки. Петр выждал еще время и начал действовать — запустил руку в рюкзак. Пальцы нащупали что-то мягкое. Запасливый Шевченко прихватил запасную пару нательного белья. Под ней оказалось то, что он искал, — папка с документами. Теперь, когда они оказались в его руках, оставалось самое трудное — выбраться из хаты и остаться незамеченным часовым. Ступая босыми ногами — благо пол в хате был земляным, Петр бесшумно прокрался к двери, открыл ее, выглянул наружу и осмотрелся. Часового поблизости не оказалось, его шаги доносились со стороны сада.
«Давай, Петя, вперед!» — подстегнул себя Петр и шмыгнул за хату. По ходу сбросил на землю пару красноармейских книжек, еще одну засунул в поленницу дров. А дальше фантазия подсказала еще одну убедительную деталь родившегося час назад плана. Кучка фекалий и испачканный в ней список диверсантов должны были послужить убедительным доказательством того, что перепившийся Шевченко не ведал что творил. Покончив с этим, Петр очистил ноги от грязи и проскользнул в хату. Его отсутствие осталось незамеченным, дружный храп сотрясал стены. Опустившись на пол, он придвинулся к Бокку и с мыслью: «Должно сработать», уснул.
Разбудил Петра истошный вопль:
— Встать, сволочь!
Он с трудом продрал глаза. В тусклом свете керосиновой лампы перед ним бесновался размытый силуэт.
— Встать! Я кому сказал! — надрывался фельдфебель.
Петр, вслед за ним Коляда с трудом поднялись и, сонно хлопая глазами, уставились на Бокка. Шевченко, наконец, очнулся и предпринял попытку встать. Ноги его не слушались, и он снова повалился на пол.
— Встать, грязная свинья! — взвился Бокк и пнул его сапогом в бок.
Шевченко хэкнул и по-прежнему остался лежать.
— Петренко! Коляда! Поднять его!
Они подхватили Шевченко под руки и, поддерживая под спину, поставили на ноги. Покачиваясь, он осоловелыми глазами таращился на фельдфебеля. Тот, тыча ему в лицо изгаженным списком диверсантов, сорвался на визг:
— Это что такое мерзавец? Что?!
— Э-э-э, бумага, — промычал Шевченко.
— Бумага?! Засранец, все обосрал! Сгною, сволочь!
Угрозы и сам вид Бокка проняли Шевченко. Он испуганно захлопал глазами и, как рыба, выброшенная на берег, хватал воздух распахнутым ртом. Не меньше его перетрусил Коляда. Он понял, что обгадившийся с головы до ног Шевченко втоптал в это дерьмо и его. Петр мялся с ноги на ногу и угрюмо молчал. Не добившись ответа от Шевченко, фельдфебель обрушился на них:
— А вы чего молчите?
— Я спал! — пробубнил Петр.
— Я тоже, — промямлил Коляда.
— А ты, скотина, что скажешь? — Бокк ухватил Шевченко за грудки.
В замутненном сознании того наступил просвет. Заикаясь, он спросил:
— И-и чи-то случилось, господин фель-бель?
Это окончательно вывело из себя Бокка. Он уже не контролировал себя и со всего маха заехал в зубы Шевченко. Тот отлетел к стене и студнем расплылся по полу. Петр и Коляда отшатнулись в стороны. Бокк ожег их испепеляющим взглядом и презрительно бросил:
— Швайн! — а затем рявкнул: — Всем на улицу! Искать документы!
Наступая друг другу на пятки, инструкторы повалили из хаты. По двору бродили диверсанты и внимательно осматривали каждый клочок земли. Поиски продолжались около часа и закончились у кучки фекалий с плачевным результатом — одну красноармейскую книжку, радиста группы, не удалось найти. Попытки Бокка добиться от Шевченко хоть какого-то ответа, где он мог еще болтаться, ни к чему не привели. Раздавленный происшествием и униженный зуботычинами Бокка, он забился в угол хаты и оттуда постреливал затравленным взглядом. Обгаженный список диверсантов и утерянная красноармейская книжка ставили жирный крест не только на его службе в абвере, а, возможно, и жизни. Операция по переброске двух групп диверсантов за линию фронта, не начавшись, закончилась самым скандальным образом. Бокку ничего другого не оставалось, как дать команду на возвращение в Краснодар.
Их появление в штабе группы вызвало бешеный гнев у Штайна. От тут же отправил всех троих инструкторов под арест. Затем, в течение следующего дня, Райхдихт проводил с ними перекрестные допросы и очные ставки, но так и не добился ясности: что же на самом деле произошло на хуторе? Очевидным было только одно: в ту ночь инструкторы напились до поросячьего визга. Их отговорки, что они промокли до нитки и, чтобы не заболеть, согрелись спиртным, уже не могли исправить дела — обе группы диверсантов были расшифрованы. Продержав виновников два дня в холодной, Штайн принял решение: Шевченко отчислили из абвера, а Петра и Коляду лишили всех денежных. Но одним этим он не ограничился и издал приказ, категорически запрещающий инструкторам при сопровождении диверсионных групп на задание брать с собой спиртное. После этого жизнь группы опять возвратилась в рабочее русло, но ненадолго.
После короткого затишья войска Северо-Кавказского и Закавказского фронтов после перегруппировки сил возобновили наступление на Кубани. Попытки первой таковой армии вермахта нанести контрудар не увенчались успехом. Перемолов ее в своих жерновах, передовые части 46-й и 37-й армий Северо-Кавказского фронта выбили гитлеровцев из Кропоткина, Тихорецка и к 6 февраля вышли на рубеж Усть-Лабинск — Бриньковская. Раскаты тяжелой артиллерии уже были отчетливо слышны в Краснодаре и служили грозным предупреждением для оккупантов.
В штабе генерала Бутлара лихорадочно готовились к осаде города и требовали от Штайна информации обо всех перемещениях и резервах советских войск. В этой обстановке он заставлял инструкторов-вербовщиков выгребать из лагерей военнопленных всех мало-мальски пригодных для выполнения заданий. О качестве подбора и подготовки шпионов и диверсантов уже не шло и речи. Обучение занимало 3–4 дня и сводилось к простому натаскиванию. После чего их пачками забрасывали за линию фронта. Группа несла огромные потери, но это не останавливало Штайна. Те, кто выживал и возвращался с разведывательной информацией, компенсировали издержками — в штабе Бутлара оценивали ее на вес золота. Это только больше подстегивало его. Стремясь поскорее избавиться от унизительной приставки — исполняющий обязанности начальника абвергруппы 102, он не жалел ни себя, ни других.
В те дни Петру и Самутину приходилось трудиться не разгибаясь. Они сутками не покидали кабинетов, оформляя документы на шпионов и диверсантов. Дополнительно их работу осложняли советские комендатуры, которые еженедельно вносили специальные пометки и изменяли формы командировочных предписаний красноармейцев и командиров, чтобы затруднить действия вражеских агентов. Петру порой ни один раз в день приходилось мотаться в типографию и заказывать новые бланки.
