Разбудил их не будильник, а Быстроног. Шел восьмой час. В соседних номерах еще спали сладким сном, и лишь десяток бодреньких старичков, потрескивая суставами, гремели железом на спортивном городке. Кочубей с Остащенко быстро привели себя в порядок, позавтракали в кафе «Стекляшка» и, присоединившись к Быстроногу, отправились в штаб миротворческих сил.
В штабе российских миротворцев все были уже на ногах. Телефоны разрывались от звонков, а аппаратура засекречивающей связи одну за другой выплевывала перфоленты. Обстановка на границе с Грузией оставалась напряженной. Командующий генерал Чабан находился на месте, был в курсе особого характера их службы и потому не стал задавать лишних вопросов. Встреча с начальником штаба полковником Молчуном оказалась еще короче. Быстроног разъяснил ему особенности легенды прикрытия Кочубея. По лицу Молчуна было видно, что такой помощник по разведке ему особой радости не доставил.
Пожалуй, один Быстроног остался доволен таким пополнением. Два опытных работника существенно усиливали оперативные возможности военных контрразведчиков. В последнее время его подчиненные и он сам работали без выходных и проходных. Разведывательно-диверсионные группы спецслужб Грузии все чаще проникали вглубь Абхазии. Последние взрывы, прогремевшие в Гагре, унесли жизни двоих человек. Еще три взрывных устройства удалось обнаружить и обезвредить в Сухуме. Поэтому времени на раскачку у Кочубея с Остащенко не оставалось.
В тот же день Николай включился в работу. В очередной раз ему пришлось играть непростую роль и разрываться на два участка работы. Для всех армейских офицеров он являлся помощником начальника штаба и потому вынужден был исправно исполнять эти обязанности и одновременно заниматься закордонной разведкой. Ее он вел вместе с подчиненным Быстронога старшим оперуполномоченным Олегом Готаревым. В течение недели Кочубей принял на связь часть его агентов. Наиболее перспективным среди них ему показался Багратион. Должность агента в штабе второй пехотной бригады, дислоцировавшейся на военной базе в Сенаки, говорила сама за себя — она открывала прямой доступ к секретам.
На первом этапе его отношения с Багратионом складывались непросто. Агент настороженно присматривался к новому куратору и не спешил делиться информацией. К третьей явке между ними установился рабочий контакт. Для Кочубея стал ясен мотив, подвигнувший Багратиона на сотрудничество. Не столько неприятие «Мишы», смотревшего в рот американцам и тоска по бывшему Союзу, сколько тяжелая болезнь сына вынуждала агента рисковать — лекарства и деньги, которые ему регулярно выдавались, и составляли основу конфиденциального сотрудничества.
Конец апреля и весь май ушли у Кочубея на то, чтобы наладить результативную работу с Багратионом и другими агентами. Последующие явки показали, что он избрал правильную тактику в отношениях с ними, выведя на передний край заботу об их личной безопасности. Немаловажную роль в обеспечении явок играли два спецназовца из состава Отряда особого назначения Министерства обороны Абхазии — Кавказ и Омар. Разные внешне: первый — русоволосый богатырь с синими глазами, второй — небольшого роста и верткий как угорь, они дополняли друг друга и со знанием дела исполняли свои непростые обязанности.
В этой череде похожих, как близнецы друг на друга, дней незаметно пролетел май и подошел к концу июнь. В новой для себя работе Николай не забывал о Майкле. Тот лишь однажды напомнил о себе. В коротком сообщении он рекомендовал «…вживаться в обстановку и накапливать материал о деятельности военной группировки российских миротворческих сил в зоне грузино-абхазского конфликта». О времени и месте восстановления связи обещал сообщить дополнительно. Сбывался пессимистичный прогноз полковника Писаренко: то ли действительно агент Фантом, потерявший доступ к секретам «Тополя», перестал представлять интерес для американской разведки, то ли она берегла его для решения какой-то особой задачи.
Неопределенность все больше нервировала Николая, и только приезд в отпуск Татьяны вернул хорошее настроение. В редкие часы, вырвавшись со службы, они безоглядно погружались в беззаботную курортную жизнь. Последняя неделя июня пролетела как один день. Наступило воскресенье, и они с Татьяной, поддавшись на уговоры Быстронога и его жены Ирины, решили пожертвовать загаром и отправились к святому источнику. Он находился в семнадцати километрах от Сухума в живописной горной долине.
Ранним утром они выехали к источнику. УАЗ, резво промчавшись по улицам Сухума, свернул на убитую проселочную дорогу и затрясся как в лихорадке. Вскоре от нее осталось одно название, но движение не убавилось. Впереди и позади них тряслись навороченные джипы, скромные жигули и юркие газели, а по обочинам тянулись толпы паломников. Среди них попадались старики и дети. Кочубей не мог спокойно смотреть на их мучения и предложил:
— Боря, давай кого-нибудь подвезем?
— Бесполезно! — не стал останавливаться Быстроног.
— Это же почему?
— Чтобы излечиться от недуга, надо весь путь пройти пешком, — пояснила Ирина.
— Сказки! Нам с Колей, закоренелым атеистам, никакой святой дух не поможет, — отмахнулся Быстроног.
— Боря, перестань говорить глупости! Сам не веришь, так других не смущай! — возмутилась Ирина.
— Сколько ни купался, сколько ни пил, никакого толка! Утром все равно тянет опохмелиться.
— Если нет веры, то не поможет, — обронила Татьяна.
— Вера? Я что-то не увидел там ни прозревших, ни резво поскакавших, — скептически заметил Быстроног.
— А дочь бизнесмена из Костромы, ты забыл? — напомнила Ирина.
— Не из Костромы, а из Тулы. Я их не видел.
— Есть живые свидетели тому, как девочка встала на ноги, — не сдавалась Ирина.
— Правда? Каким образом? — живо заинтересовалась Татьяна.
— О, это целая история! — оживилась Ирина. — Четыре года назад бизнесмен — туляк с дочерью-инвалидом — приехал на источник и провел несколько месяцев. За это время построил деревянную часовню, и, когда был вбит последний гвоздь, произошло чудо — девочка пошла!
— Ой, как интересно! — все больше проникалась историей источника Татьяна.
И Ирина продолжила рассказ:
— Где-то в четвертом веке нашей эры в Абхазии появился христианский проповедник, звали его Василиск, и поселился он в этом самом месте. Абхазское его название Гума, в переводе на русский «Возьми мое сердце». Действительно, если посмотреть сверху, то Западная и Восточная Гумиста, сливаясь, как бы образуют сердце.
— Ириш, ты уже такого туману напустила, что Татьяна дальше пешком пойдет, — пошутил Быстроног.
— Боря, перестань! — потребовала она.
— Все, рот на замок! — смолк он, а Ирина вернулась к рассказу. — Василиск проповедовал христианство. Об этом узнали римляне, поймали, надели на ноги деревянные колодки, подбитые гвоздями, и повели на казнь. Красные камни, которые попадаются по дороге к источнику, если верить легенде — следы крови Василиска. Прошло время, и на месте казни случилось чудо: из скалы забило двенадцать струй.
