— Занесем и еще на твоей черной жопе распишемся, — хмыкнул сержант.
— Ты о своей подумай!
— Ч-е?! — дубинка сержанта пролетела над головой Кочубея и, скользнув по левому плечу, шмякнулась о батарею. Второго удара не последовало.
— Стой, Дима! — заорал «коротышка» и затряс перед ним спортивным костюмом.
На куртке синими буквами было набрано ФСБ, а ниже фамилия — Кочубей. В дежурке наступила такая тишина, что было слышно, как за стеной потрескивает лестница эскалатора. Рыбьи глаза сержанта выкатились из орбит, а с дрожащих губ еле слышно прошелестело:
— ФСБ?
— ФСБ! Подполковник Кочубей, если читать умеешь! — рявкнул Николай.
Милиционеры на глазах съежились и стали суетливыми и угодливыми. «Коротышка» плюхнулся на пол, принялся сгребать вещи и складывать в сумку. Сержант трясущимися руками пытался снять наручники, но никак не мог попасть ключом в отверстие и, как пономарь, бубнил:
— Товарищ подполковник, так кто же знал? Кто знал?
Кочубей решил размазать их по стенке и, сбросив с руки наручники, вытащил телефон, позвонил Гольцеву.
— Слушаю! — его властный голос грозным эхом отразился в «дежурке».
— Товарищ полковник, это Кочубей!
— Слушаю тебя, Коля.
— Виктор Александрович, тут такое дело, меня задержали!
— Что-о? Кто?! Где?
— В метро. Моя милиция меня бережет.
— Что-то серьезное? — и в голосе Гольцева прозвучала тревога.
— Да! — подтвердил Кочубей и, бросив презрительный взгляд на милиционеров, заявил: — Меня в террористы записывают.
— Чего, чего? — через мгновение в трубке послышались раскаты смеха, когда он стих, Гольцев не удержался от шутки. — А ты, Коля, сомневался. Теперь убедился: легенда с Персом работает на все сто.
— Убедился! Неделю фонарем светить буду! — сгустил краски Кочубей.
— Да ты что?! — всполошился Гольцев и потребовал: — Дай трубку этим идиотам!
Сержант, не знавший куда девать себя, промямлил в трубку:
— С-сержант Дубина.
— Слушай, Дубина, тебя что, давно не тесали? Делать тебе нечего, как подполковников по участкам таскать? — не выбирал выражений Гольцев.
— Товарищ полковник, это недоразумение. Все, мы разобрались, — потерянно лепетал сержант.
— Какое к черту нормально, когда целый подполковник в кандалах сидит? Кто твой начальник?
— Товарищ полковник, все нормально. У нас нет вопросов.
— Тогда почему держите?
— Уже отпускаем.
— А он что, еще у вас?!
— Вызываю машину и везу домой.
— Вот это правильно. И вези быстрее, пока не стал рядовым! — пригрозил Гольцев, и еще какое-то время отголоски его голоса грозно звучали в дежурке.
Дубина потерянно вертел в руках телефон, боялся поднять взгляд на Кочубея и мямлил:
— Сейчас вызову. Сейчас, товарищ подполковник.
— Обойдусь! С такими «защитничками», как вы, живым не доеду! — отрезал Кочубей, перекинул через плечо сумку и направился в метро.
На следующий день он ловил на себе любопытные взгляды Остащенко и Салтовского. Его вчерашняя история в метро каким-то образом просочилась в отдел, но Гольцев не дал им позлословить и вызвал к себе. Пышущее здоровьем лицо Кочубея рассеяло возникшие было опасения в том, что в операции с Персом может возникнуть затяжка. До ее начала оставалось чуть больше суток, и, несмотря на то что сценарий выхода на контакт с Митровым не один раз проигрывался, они все повторили вновь.
После репетиции и заключительного инструктажа у Сердюка Николай пораньше уехал домой и впервые за последнее время позволил себе отоспаться. Следующий день до обеда он был предоставлен самому себе. В пятнадцать часов за ним заехала машина, и через час Николай был в Лужниках. Там, в служебном кабинете, его ждали Гольцев с Остащенко. Первая новость, которую он услышал от них, была обнадеживающая: Оператор вышел из квартиры и в эти минуты ехал в метро. Им оставалось только запастись терпением и ждать, когда он появится на стадионе.
До начала матча Спартак — ЦСКА оставалось не меньше пятнадцати минут, а на трибунах негде было упасть яблоку. В начале сезона игра давних и непримиримых соперников вызвала небывалый ажиотаж среди поклонников. Неистовые фанаты и болельщики со стажем одинаково горели желанием поскорее увидеть любимцев в очном поединке и насладиться их триумфом. Возбужденные толпы, подобно морским волнам, накатывали на стадион и шумными потоками растекались по огромной чаше Лужников. На ярко-зеленом газоне обновленного поля, разбившись на «квадраты» и «стенки», футболисты занимались перепасовками. Звонкие удары по мячу звучали для фанатов самой сладкой музыкой и заставляли учащенно биться сердца в предвкушении захватывающего поединка.
Гольцев, Кочубей и Остащенко с живым интересом наблюдали за разминкой футболистов из окон служебного кабинета администрации стадиона, но не забывали про связь и наружку. Время поджимало, когда она напомнила о себе.
— Оператор зашел на стадион. Направляется к сектору семь. Поднимается по трибуне, — принимал доклады разведчиков наружного наблюдения Остащенко.
— Отлично! Все идет по плану, — оживился Гольцев и поторопил: — Коля, пришла твоя очередь! Ни пуха ни пера!
— К черту! — бодро ответил Кочубей, по служебной лестнице спустился вниз и поспешил к седьмому сектору.
Там, в семнадцатом ряду, по соседству с ним, под номер двадцать пять должен был занять место Митров. Николай поднимался к верхним рядам сектора и высматривал его. Тот был на трибуне: белобрысый ежик волос и нос картошкой трудно было спутать с каким-либо другим. Кочубей протиснулся к своему месту, а точнее — к узкой щели между Митровым и глыбой килограммов под сто. В выборе соседа справа Гольцев явно перестарался.
Кочубей решил не связываться с мрачной глыбой, месившей квадратными челюстями жвачку, и обратился к Митрову.
— Извините, вы можете потесниться.
Тот поморщился, но, когда бросил взгляд вправо, без лишних слов подвинулся.
— Как, говорится в тесноте, но не в обиде, — пошутил Кочубей.
— Если наши выиграют, какие могут быть обиды, — живо откликнулся Митров.
— А наши — это кто?
— «Спартак»!
— Тогда обид не будет, — добродушно заметил Кочубей, подал руку и представился: — Поллад.
— Сергей, — ответил крепким рукопожатием Митров и зашелестел программой.
Николай скосил в нее глаз, потом пробежался взглядам по игрокам на поле и поинтересовался:
— Изменения по составам есть?
— Вроде нет.
— Что-то Титова я не вижу.
