В приемную Остащенко и Кочубей вышли совершенно раздавленными. Сердюк, который редко когда повышал голос, сегодня был на себя не похож. Видимо, их дела были настолько плохи, что им уже рисовались самые мрачные картины будущего. Раевская участливо посмотрела на их убитый вид и робко предложила:
— Ребята, может, по чашечке кофе?
— Лучше по стакану водки, — буркнул Юрий, вслед за Николаем прошел в пустой кабинет и, захлопнув дверь, дал себе волю: — Вот же сволочи?! Сами, как свиньи, «Распутина» лакали, а нас подставили. Если это Вадим, то сволочь он последняя? Знал бы, так размазал бы гада по стене.
— Юра, какая разница, кто? Теперь надо думать, как отмыться, — терзался Николай.
— Отмоют! А потом под зад коленом, — мрачно обронил Юрий.
— С чего ты взял?
— Про рапорта я, что ли, придумал?
— Речь шла про Стельмаха и «Баслу».
— Хрен редьки не слаще! Вот же заразы! Там вроде замяли, а тут все вылезло?! — сокрушался Остащенко.
— Вот же дурак! Надо было сразу доложить, — казнился Кочубей.
— А что бы изменилось? Все равно бы телегу накатали.
— Накатать бы накатали, но откат был бы другой, и Сердюка бы не подставили. А тут…
— Да, Алексеевичу сейчас не позавидуешь, генерала и мордой по «батарее». Таким я его еще не видел. С должности может слететь, а нас уж точно в шею погонят! — заключил Остащенко.
— Юра, кончай накручивать, и без того тошно! Если разобраться, то операцию мы не завалили. Ну, морды набили, зато не дали Стельмаху выйти на американцев и сбросить информацию. Тебя он не расшифровал и все принял за чистую монету. То, что его дружка за американца приняли, ну, с кем не бывает, — искал оправдания Кочубей.
— Действительно, а что мы такого сделали? Как говориться, проявили разумную инициативу, — вторил ему Юрий.
— Это начальству решать. Нам бы сейчас грамотно отписаться, — и, тяжело вздохнул, Николай сел писать рапорт.
За соседним столом, пыхтя, как паровоз, и через слово поминая «доброжелателей», Остащенко выдавливал из себя букву за буквой. К исходу второго часа терпение у Сердюка иссякло, он появился в дверях и с раздражением бросил:
— Вы что, книгу пишите?
— Рапорт в деталях, — осмелев, ответил Кочубей.
— Даю еще пять минут, а потом ко мне! — без прежнего ожесточения распорядился генерал и ушел к себе.
Вымучив из себя последние предложения, Юрий и Николай, как на Голгофу, побрели в кабинет. Сердюк встретил их холодным взглядом, кивнул на стулья и буркнул:
— Садитесь! Показывайте, что написали!
Кочубей положил рапорт на стол и, пока генерал читал, пытался по лицу понять его реакцию. Оно оставалось непроницаемым, как маска, и только, когда он перешел к рапорту Остащенко, на нем проявились первые эмоции. Хмыкнув, он спросил:
— Остащенко, он так и сказал, что с таким, как ты, в разведку пойдет?
— Товарищ генерал, я что, не понимаю, кому пишу. Зачем мне лишнее накручивать, — обиделся тот и, помявшись, добавил:
— Правда, это было после второго или третьего стакана. Точно не помню, к чему лишние детали.
— Детали, говоришь? — повторил Сердюк и с ожесточением бросил: — На деталях как раз и горят такие «орлы», как ты.
— Извините, товарищ генерал, но в той ситуации, чтобы зашифроваться, другого выхода не оставалось. И потом…
— Зашифроваться?! Помолчал бы лучше! — оборвал его Сердюк и потянулся к трубке телефона.
Ответил помощник Градова и соединил с ним.
— Георгий Александрович, докладываю: изучил рапорта Кочубея и Остащенко, выслушал их самих. Слов нет, наломали они дров, но расшифровки перед Штабистом не допустили. Ситуация складывается иначе, чем она изложена в ориентировке ГРУ… Нет, не было никакого пьяного дебоша… Возникла нестандартная ситуация со Штабистом, и они, как могли, локализовали ее… Нет, не герои! Я им уже все высказал… Почему не доложили сразу?.. Посчитали ситуацию штатной.
— Тоже мне нашлись счетоводы! По таким делам и так топорно работать. А если бы произошла расшифровка? — рокотал в трубке голос Градова.
— Но ее не произошло, Георгий Александрович! Они отсекли Штабиста от американцев, — пытался защитить подчиненных Сердюк.
Подобный оборот дела, похоже, смягчил гнев Градова, и его вопросы теперь уже касались хода проверки самого Штабиста. Сердюк оживился и лаконично отвечал на вопросы:
— Нет, информацию с винчестера еще не вытащили… Специалисты активно работают. Обещают завтра-послезавтра закончить и представить расшифровку… — Хорошо, доложу отдельно… Есть! Сейчас буду!
Кочубей и Остащенко, поняв, что речь об их увольнении уже не идет, приободрились и благодарными глазами поглядывали на Сердюка. Тот нахмурился, положил трубку и ворчливо заметил:
— Рано радуетесь, — и распорядился: — Ждите! Я к Градову!
— Товарищ генерал, вы уж извините, что так вышло, — повинился Кочубей.
— Хотели как лучше, но кто знал, что так выйдет, — вторил ему Остащенко.
— Ладно, сделанного не воротишь, будем вместе отмываться, — смягчился Сердюк и, положив рапорта в папку, отправился на доклад.
Николай с Юрием остались в приемной и, дожидаясь его возвращения, не находили себе места. Те двадцать минут, что Сердюк провел на докладе у Градова, казалось, никогда не кончатся. И когда он появился, то грустное выражение его лица сказало друзьям все. Швырнув папку на стол, генерал сухо объявил:
— Вы оба временно отстранены от оперативной работы!
— Отстранены? — потеряно произнесли оба виновника.
— Еще раз повторяю, вре-мен-но, пока не завершится служебное расследование.
— И сколько ждать? — потухшим голосом спросил Кочубей.
— Не знаю!
— Выходит, отвоевались. Кому прикажете сдать дела, товарищ генерал? — с горечью произнес Остащенко.
— Дела?! — и Сердюк снова сорвался на крик: — Ишь, чего захотел? Бумажку на тебя накатали — и сразу лапы вверх! Паникер!
— Я не паникую, товарищ генерал, но когда тебя обкладывают, то…
— Тоже мне медведь нашелся! Выбросьте дурь из головы и марш к себе!
— Есть! — уныло ответили офицеры и покинули кабинет Сердюка.
Он устало откинулся на спинку кресла. За долгие годы его службы случались неудачи, но, чтобы они сыпались одна за другой, такого еще не было. Оноприенко, Литвин, Митров, а теперь, похоже, и Стельмах оказались пустышками. Четыре месяца упорной работы, затраченные силы и немалые средства, все ушло, словно в песок. За это время оперативной группе так и не удалось приблизиться к Гастролеру ни на шаг — он по-прежнему оставался недосягаем.
