– Нешто я бы не приметил, – почти обиженно ответил старшой. – Возок ничего себе катил, шибко, однако не опрометью.
– А в той стороне у нас что? – уточнил Костя на всякий случай, хотя сердце уже правильный ответ дало.
И вновь морозец по лопаткам пробежался. На этот раз был он намного злей, чем тот, первый.
– Да, окромя озера, почитай, и нет ничего. Берег-то низкий, каждую весну, поди, подтапливается. Луга для выпаса знатные, а жилья там никакого быть не может.
И опять где-то вдали колокольчик звякнул – дин-дон. Жалобно так, будто отпевали кого. Отпевали… И тут он вспомнил, у кого еще такие глаза видел, как у Ростиславы в минуту прощания, и даже коня придержал.
Под Коломной это случилось, прошлой зимой, сразу после первой битвы с Ярославом. Еще не стемнело.
Константин после уговора с Творимиром о сдаче в плен обоза, пока шли приготовления к пиру, решил самолично поле битвы осмотреть.
Там-то он и встретил совсем молодого паренька, который на снегу лежал. Даже усов мальчишка отрастить не успел за недолгую жизнь – один только пух на верхней губе и виднелся. Рана у него была страшная, во весь живот. Кто-то его, как свинью, от бока До бока вспорол острием меча. Но он не морщился от страданий, не стонал – то ли болевой шок сказывался, то ли сил кричать не было. Так, лежал себе тихонечко и в небо смотрел, не шевелясь.
Константин подумал поначалу, что он уже мертвый. В тот день погодка порадовала, было ясно, безоблачно, наверх посмотришь – синь неохватная. Вот и у него такая же синь в глазах застыла. То ли небо в них отражалось, то ли сами по себе они у него такими были.
Хотел Константин мимо проехать, но пригляделся и тут же с коня соскочил. Дышал еще, оказывается, мальчишка. Медленно, с натугой большой, как говорится, через раз, но дышал.
Князь людей позвал, чтоб подсобили, но первый же, кто на зов князя подошел – опытный уже ратник, в боях закаленный, едва посмотрел на мальца, как тут же шапку с головы скинул, перекрестился истово и заметил:
– Ему подсобляй – не подсобляй, ан все едино, – и посоветовал: – Ты в глаза ему, княже, загляни.
– Синие они, – не понял Константин.
– Так то цвет, а я о другом, – пояснил ратник. – Смерть в них застыла. Она теперь своей добычи нипочем не упустит.
– Но он же дышит, – возразил князь.
– Скоро перестанет, – философски заметил старый воин. – Когда глаза такой мертвой пленкой подернулись – верная примета, что не жилец.
Вот точно такие же глаза и у Ростиславы в минуту прощальную были. Вроде и синие, и добрые, а знакомая пленочка в них уже застыла, и холодком из них немного веяло. Недобрым таким. Могильным.
… До Плещеева озера мчать – нет ничего, но уж больно зло князь жеребца плетью охаживал, вот все остальные и отстали маленько. Хорошо, что еще сумерки не наступили – Константин и сам следы от колес хорошо видел. А у озера и совсем легко стало. Вон они, лошадки ее с возком, а вон и Вейка на земле распласталась неподвижно. Что случилось с девкой?
Подбежал быстро, повернул ее и глазам не поверил. Всего час назад, да какое там, полчаса не прошло, совершенно иная была девка – милая да пригожая. Теперь же вся растрепанная, а лицо так от рыданий опухнуть успело – мать родная не признала бы. Но вглядываться некогда. Его другое интересовало – куда Ростислава делась?
Вейка без слов, молча на озеро указала.
– Только что, – выдохнула почти беззвучно. – Вон, даже круги на воде еще не разошлись, – а во взгляде у нее шалая, почти безумная надежда читалась – неужто и впрямь успеют спасти?! Неужто не все еще потеряно?!
Тут и остальные подскочили вместе с Любимом. Что к чему, мужики сообразили мигом, разоблачились до портов, но в озеро шагнули, три шага сделали и остановились в нерешительности.
– Студена водица-то, – протянул один.
– Десять, нет, двадцать, сто гривен тому, кто достанет ее! – выпалил Константин.
Дружинники переглянулись. Сто гривен – это тебе не кот начихал. За них надо лет десять княжьей службе отдать, да еще в походы сходить при этом, долю не раз и не два в добыче получить, тогда только и наберется. Сто гривен – это конский табун в такое же количество голов. Сто гривен – это… Не додумав дальше, только булькнули разом и под водой скрылись.
Рядом только всхлипывающая Вейка осталась, Любим, которого князь в озеро не пустил, удержав близ себя, да еще двое.
Один из старых, ему и вдесятеро дай – все равно не полез бы. И так спину крутило – порой мочи не было терпеть. Да еще один из самых юных. Тот-то порывался, но старый не пустил, пояснив князю:
– Больно холодно, да и к ночи дело. Вылезут ребята, померзнут, а так мы для них костер запалим – хоть пообсохнут.
Константин только кивнул молча – делайте, что хотите.
Тем временем все восемь в холодной сентябрьской воде бултыхались, оживленно переговариваясь между собой и то и дело ныряя. Однако постепенно первоначальный азарт поиска под влиянием холода осеннего озера стал улетучиваться.
Вот уже первый из воды вылез. Весь дрожа от холода, к Константину подошел и, стуча зубами, повинился:
– Воля твоя, княже, а у меня сил нет. Еще чуток – и я сам утопну.
– И я боле не могу, – произнес, вылезая на берег, второй.
– Ее, поди, водяной прибрал давно, – проворчал третий.
Следом потянулись остальные. Последние двое продержались чуть дольше, но в конце концов сдались и они.
– И впрямь водяной утащил, – откашливаясь, произнес один из них.
– Княгиня, чай. Такие не каждый день в гости к нему забредают. Вот он и рад, – поддержал его другой.
Константин не отвечал, продолжая пристально вглядываться в темную воду, затем встал и тихо произнес:
– Тысячу гривен, – и на всякий случай – вдруг у кого со счетом плохо – тут же пояснил: – Десять раз по сто гривен.
Все переглянулись и, как по команде, молча повернувшись, пошлепали обратно.
«Все равно не найдут. Вон уже сколько времени прошло», – мелькнула тоскливая мысль.
«А ты сам водяного попроси», – раздался вдруг в ушах звонкий девчоночий голос.
Константин посмотрел на Вейку. Та молчала и, затаив дыхание, вглядывалась в озерную гладь.
– Вейка, – окликнул он девушку.
Та повернулась недовольно.
– Ты сейчас что-то сказала? – спросил удивленно, хотя понимал, что голос явно не ее.
– Не до разговоров мне, княже, – отрезала она почти сердито, но потом, вспомнив что-то, подошла к Константину и протянула перстень с крупным синим сапфиром.
– Она тебе передать просила.
– А сказала что при этом?
Вейка отрицательно мотнула головой:
