Из Суздальско-Филаретовской летописи 1236 года.
Издание Российской академии наук. СПб., 1817
Анализируя летописный материал того времени, можно сказать, что свою экспансию на запад Константин попробовал было начать, согласно некоторым летописям, уже зимой 1219 года. Предлог для этого был вполне подходящий и наиболее распространенный в те времена, причем не только на Руси – предотвратить дальнейшие рубежные споры и провокации со стороны соседей.
Но тут его ждала неудача. Сил оказалось недостаточно, и рязанцы потерпели поражение. С досады Константин приказал умертвить четырех молодых княжичей, захваченных в плен.
Почему он так жестоко поступил с ними? Ни в малейшей степени не пытаясь оправдать рязанского князя, замечу лишь, что он, возможно, попросту не знал, что среди пленных есть и князья, приказав просто повесить всех пленников. Допустим и такой вариант, при котором он мог и вовсе оказаться непричастным к этому злодеянию, например, не исключено, что отдали команду повесить уже в его отсутствие.
Так это было или нет – никому в точности неизвестно. Ясно только одно: потерпев неудачу, Константин затаился и спешно принялся готовиться к отражению ответного удара.
О. А. Албул. Наиболее полная история российской государственности.
СПб., 1830. Т. 2, с. 151.
Глава 15
Старый, но недобрый знакомый
… И зловещ в мою дверь
Стук,
И завис над главой
крюк.
В изголовье моем
в ряд
Страхи, будто кресты,
стоят.
П. Миленин
– Ладно. Так и быть. Замерзнешь еще по дороге, – махнул князь рукой, зорко наблюдая за выражением лица попика. – Дозволяю тебе рясу свою отстирать вместе с исподним да обсушить ее, а назавтра тебя мои вои довезут.
– Нет уж, княже. Слово свое держать изволь, – заупрямился отец Варфоломей. – Раз сказал, что идти нынче же надобно, стало быть, нынче же и пойду. Небось, и сам доберусь. К тому же и мороза почти нет – чего не дойти.
– Нет, – отрезал князь и распорядился: – Я повелел тебе сегодня в Рязань идти. А если в Чернигов надо отправляться, то тогда завтра пойдешь. И не перечь, – рявкнул он. – Осерчать могу, а рука у меня тяжелая. Так что тебе до завтра еще и дожить надо. Дай-ка ты ему, воевода, двух дружинников в охрану, чтобы не обидел кто. – И подмигнул многозначительно. – С ними пусть и отправляется на постирушки.
– Понял, – кивнул Вячеслав. – А с этими как быть, – кивнул он в сторону Басыни, Спеха и уже пришедшего в себя Груши.
– А они что – и вправду от своего князя ушли?
– Самого князя уже не спросишь, – пожал плечами воевода. – Это как раз тот самый, которого мы в лесу еще завалили. Но свидетели утверждают, что молодой и тот, которому плохо стало, действительно за девчонок вступились. Причем так рьяно их защищали, что двоих своих грохнули. Одного молодой копьем проткнул, да еще с такой силой, что доспехи пробил, а второго старый – мечом. Говорят, поединок был – загляденье. Против него лучший мечник в дружине княжеской дрался, а все равно не справился, завалил-таки его старый…
– А третий? – нетерпеливо перебил его князь, озабоченно поглядывая на небо, тускнеющее в вечерних сумерках.
– Третий за старого вступился, когда его князь схватить приказал. Говорят, что он перед этим тоже от службы в дружине отказался.
– Ишь ты, – уважительно заметил князь. – С волками жили, а по-волчьи выть не захотели. Значит, для нашей дружины годятся, – сделал он вывод.
– Если согласятся, – осторожно заметил Вячеслав.
– Ну а на нет и суда нет, – пожал Константин плечами. – И без них троих у тебя людей достаточно. Ты иди своих проинструктируй, чтобы с попом ничего не случилось. Ежели не устерегут, головой ответят, – распорядился он уж на полдороге к троице загадочных черниговцев, терпеливо дожидавшихся окончательного княжеского решения.
Около них нетерпеливо переминались с ноги на ногу трое дружинников.
Остановившись возле сидящих на снегу Спеха и Басыни, князь тоже, ни слова не говоря, присел рядом на корточки. Молчание длилось с минуту. Первым не выдержал, как ни странно, Басыня.
– Ты уж либо так, либо так, княже, – посоветовал он миролюбиво. – Чай, не маленькие мы. Порешил что, так не томи душу. А то ишь, гляделки уставил на меня, как телок недельный. Что я тебе, икона, что ли? – и уже совсем грубо поторопил: – Давай, давай, чего ты там удумал для нас, то и делай.
Спех изумленно покосился на старого ратника, обреченно решив, что даже если князь и колебался до начала речи Басыни, то теперь-то уж точно вздернет всех троих. Даже дядьку Грушу не пожалеет, хотя тот и молчит.
– Добрая половина князей за такие дерзкие слова тебя бы тут же и повесили, – будто в подтверждение мыслей Спеха заметил князь.
– Только ты, как я слыхал, из другой половины будешь, – осклабился Басыня.
– Из недоброй? – усмехнулся Константин.
– Из меньшей, – уточнил старый ратник.
– Ну-ну, – протянул Константин и распорядился, вставая: – Всех развязать, напоить, накормить и спать уложить. Утром поговорим.
– И не караулить? – уточнил старший из охраны. – А ежели за ночь сбегут?
– Не сбегут, а уйдут, – поправил его князь. – Они вольные птицы, так что могут идти куда угодно. Только темно ночью, да и волков в лесу хватает. К тому же и товарища своего они никак не бросят. Да и любопытно, поди – о чем утром князь с ними толковать станет. Верно, Басыня? – Он весело подмигнул ветерану, на что тот уже более дружелюбным тоном заметил, с наслаждением разминая запястья, освобожденные от веревок:
– Почти. Только в последнем ты чуток промашку дал, княже. Это вон ему, молодому, – кивнул он на Спеха, – любопытно, а я-то уже и сейчас знаю, что ты сказать нам хочешь.
Он тоже в свою очередь хитро подмигнул Константину.
– И что? – заинтересовался тот.
– Да в дружину свою пойти предложишь, – почти равнодушно заметил Басыня.
Только голос его при этом чуть-чуть дрогнул, выдавая внутреннее волнение старого вояки.
– А если бы и впрямь предложил, то ты согласился бы?
– Как на духу скажу тебе, княже, да и то лишь потому, что понял ты правильно слова мои дерзкие и обиды на них не выказал. – Басыня глубоко вздохнул и продолжил: – Я уже старый. За молодыми не всегда смогу угнаться, но кое в чем ином и они до меня не дотянутся. И вой с меня справный будет. Опять же ни кола, ни двора не имею. Язык меня всегда подводил – что князь Мстислав, что сынок его Гавриил Мстиславич за него меня не больно-то жаловали. Так что ни селищ, ни терема своего я так и не нажил.
– А я селищ не раздаю. У меня все смерды только в княжьей воле, – заметил Константин. – А гривны получать будешь, как все прочие.
