Впрочем, двадцать полков сами по себе представляли могучую силу. Степные просторы – раздолье для конницы, но князь хорошо изучил окрестности вблизи Оренбурга и потому безошибочно выбрал самое подходящее для предстоящего сражения место.
Участок, на котором выстроились полки, был ограничен с флангов глубокими оврагами, стены которых за сутки удалось сделать почти отвесными, так что внезапный удар сбоку исключался.
Тем не менее, памятуя мудрые слова воеводы Вячеслава Михайловича о том, что любая битва похожа на человеческую жизнь со всеми ее неожиданностями, Святозар решил оставить при себе две тысячи конных в качестве резерва. Поначалу хотел башкир, но Бату убедил князя, что это неразумно.
– Кому как не монголу лучше всего знать повадки такого же монгола? И потом лучше, если нас с тобой станут защищать мои воины, которые готовы драться за своего хана и его друга не щадя жизни, зная, что если убьют нас, то погибнут и они. К тому же им просто некуда бежать. Поверь, что воин от этого гораздо яростнее сражается. И еще одно. Я же вижу, как твои кыпчаки – Бату называл башкир, сас-кин, половцев и прочих только этим словом – жаждут скрестить сабли с туменами врагов. Поэтому там они будут гораздо полезнее.
Словом, убедил.
Так что всех башкир Святозар придал той части единственного тумена Бату, который двое суток назад ушел в глубокий охват, чтобы в нужный момент ударить в спину атакующим. Доверие князя к хану к этому времени уже настолько возросло, что он позволил еще двум тысячам его воинов войти в сам Оренбург, стены которого высились в десятке верст от места предстоящей битвы. Предполагалось, что из него тоже в свое время по условному сигналу – выстрелу из пушек – последует удар в спину туменов Орду и Шейбани.
Казалось, что удалось предусмотреть все, и начало сражения вроде бы лишь подтвердило надежду князя на то, что бой должен пройти так, как и планировалось.
Удар монгольской конницы был силен. Навряд ли нашлась бы в Европе ратная сила, которая сумела бы повернуть вспять этот неудержимый натиск. Разве что остановить, да и то на какие-то считанные часы, но уж никак не больше.
А вот войско царя Руси держалось крепко, даже не помышляя об отступлении. И это притом, что лишь половина имела боевой опыт. Впрочем, новичкам достались места в задних рядах. Однако сдержать напор атакующих вполне смогли и одни ветераны.
Монгольские копья и сабли никак не могли пробить русские щиты, и атакующий порыв постепенно начинал стихать, увязнув в непробиваемой стене. Пусть из нее время от времени и выпадали отдельные кирпичики-воины, но в целом на ее оборонительную мощь это никак не влияло. Заслон оставался крепким.
– Думаю, что уже пора, – произнес Бату и кивнул кому-то сзади.
Святозар машинально оглянулся и удивился. Рядом с ханом гарцевал на своем коне темник Бурунчи. Тот самый Бурунчи, который должен был вместе с остальными ханскими воинами идти в обход для нанесения удара с тыла.
«Наверное, Бату все-таки его оставил и послал кого-то другого», – предположил Святозар.
А больше он ничего додумать не успел, потому что в тот же момент кто-то ударил его по голове чем-то тяжелым, и дальнейшее князь увидеть уже не смог. Может, это было даже и хорошо, потому что дальше началось такое, что Святозару не приснилось бы даже в самых жутких ночных кошмарах.
Первым делом это коснулось той сотни, которая была рядом со своим князем. Не прошло и двух-трех минут, как вся она была вырезана. Одновременно с этим в воздух полетели горящие стрелы, черным дымом возвещающие, что пора бить в спину. Вот только это была спина русских ратников, а не монгольских воинов.
Шеститысячный отряд, посланный в обход, ночью на привале полностью вырезал башкир, что ему обошлось всего в сотню погибших, и скрытно повернул обратно. Утром накануне битвы они некоторое время выжидали в низинке, находясь в трех верстах от холма, с которого наблюдали за сражением Бату и Святозар, затем, получив тайный сигнал, стали неторопливо выдвигаться поближе, соединяясь с тысячами, остававшимися при хане.
Бурунчи, появившись подле, одним своим присутствием дал Бату понять, что все готово. Для того чтобы вырезать сотню Святозара, не ожидавшую нападения, хватило пятисот его воинов. Все прочие тут же метнулись дальше, нанося страшный удар по последним рядам пешего строя. Он был неотразимым не только из-за своей неожиданности. Даже если бы атака была в лоб, новобранцы все равно не сумели бы ее отбить. Просто в этом случае разгром задержался бы на какое-то время, хотя навряд ли – долгое.
Но черный дым сигнальных стрел предназначался в первую очередь даже не засадным тысячам, которые сейчас летели в атаку, и не туменам Орду и Шейбани, чтобы они усилили свой натиск, сколько тем, кто, стоя на крепостных стенах Оренбурга, напряженно вглядывался в степь сквозь щели узких бойниц, ожидая этого сигнала. Стояли вперемешку – тут русич и рядом трое монголов, там двое литвин и рядом с ними пятеро степняков, и так далее.
Черный дым сигнальных стрел означал: «Хватит улыбаться. Пришло время оскалиться».
Редко-редко можно было увидеть саблю, извлеченную из ножен. Хватало и ножей, которыми кочевники деловито, будто перехватывая горло очередного барана, предназначенного для праздничного пиршества, резали защитников крепости, казавшейся могучей и неприступной всего час назад.
Ожесточенное сопротивление русичи смогли оказать лишь в двух местах, но оно только продлило их агонию. Короткий зимний день еще не закончился, и сумерки даже не наступили, когда над Оренбургом взлетели три ответных сигнальных стрелы, возвещая, что теперь он стал монгольским бастионом.
Однако когда Бату доложили об этом, он лишь нетерпеливо отмахнулся, восхищенно наблюдая за тем, как отчаянно и умело дерутся остатки русских полков, заключенных в смертоносное кольцо. Они так и не выпустили из рук оружия и не склонили головы перед победителем в робкой трусливой надежде на пощаду.
– Смотри, Бурунчи, – указал он на поле боя. – Они огрызаются с яростью бешеных волков. Одолели бы мы этих людей, если бы не смогли ударить им в спину?
– Твои воины непобедимы, великий хан, – уклончиво заметил темник.
– Это не ответ, – Бату окинул Бурунчи холодным взглядом. – Что ты думаешь об урусах?
– Я бы покривил душой, великий хан, если бы умалил их храбрость, – тихо ответил тот. – Но если их ярость подобна бешеным волкам, то ты – могучий тигр. Волк может покусать тигра, но не победить его. – Он покачал головой и добавил: – Жалею только об одном. Было бы гораздо лучше, если бы тебе удалось присоединить уруситов к своим туменам.
Бату на мгновение задумался, но затем резко мотнул головой:
– Нет. Им слишком долго внушали мысль о том, что мы – враги. Не думаю, что они согласятся. Получится только хуже. Пока я буду предлагать русичам перейти ко мне, они сумеют сомкнуться еще плотнее, и тогда я потеряю намного больше своих воинов. Посмотри, как они дерутся, и ты поймешь, что я прав.
