– Равви, – сказали они, – этого не может быть! Этого не может быть, равви, – сказали они, – чтобы пятью хлебами и семью рыбами накормить пять тысяч человек.
– И еще двенадцать учеников, – добавил Черный.
– И тебя, равви, – подсказал Рыжий.
– Вы это знаете? – осведомился Мэн.
– Знаем! – твердо ответили Книжники и торжественно взмахнули носами.
– Вот-вот, – удовлетворенно кивнул Мэн. – Вы знаете, а они, – указал он на пять тысяч человек, – не знают. Потому и сыты. Так что, мужики, не думайте о том, чего не может быть, а принимайте то, что есть. Ясно?
Носы Книжников сначала задумчиво завибрировали, а потом в знак невозможности спорить с очевидностью покорно опустились, расшаркались и сделали реверанс.
А пять тысяч человек плюс двенадцать учеников, насытившись пищей телесной, ждали пищи духовной, ждали от Мэна слов, которые всколыхнули бы их души, смягчающим бальзамом легли на их сердца. Мэн тоже жаждал высказаться, жаждал сказать слова, которые подпирали его глотку, напрягали диафрагму, заставляли трепетать язык. Слова, которые бы успокоили его самого, слушающих его и были бы угодны Господу.
14 Он посмотрел в небо и стал вспоминать слова из Книги. Особенно один кусок из нее, который произвел на него впечатление. Который он не совсем понял и из которого запомнил лишь начало фраз: «Блажен, кто…» А что дальше?.. Проблема… Поэтому он во всем положился на Бога, глотку, диафрагму и язык и понес своими словами:
– Блаженны сильные Духом. Ибо они приблизят Царство Божие.
Блаженны страждущие. Ибо без страдания нет блаженства.
Блаженны сытые. Ибо думают не о животе, а о Духе.
Книжники возмущенно завертели носами, Доминиканец в ужасе заткнул уши полами рясы. А Каменный Папа в восхищении хлопнул себя по бедрам:
– Ну, Мэн, ну дает!..
А Жук солидно добавил:
– Интеллигент…
Мэн, не обращая внимания на неодобрительное вращение носами, хлопанье полами рясы и голосовую поддержку соратников по прошлой жизни, продолжал:
– Блаженны ищущие правды. Ибо они найдут ее и на ней построят Царство Божие.
Блаженны богатые. Ибо чем бедные могут помочь ближним своим? Что подадут они нищему, каким лекарством вылечат немощного? Если брат ваш болен гриппом, чем, кроме лекарств, исцелите его? А кто даст лекарство без денег? Так что не богатство во зло. Зло в употреблении им. Итак, блаженны богатые, излечивающие ближнего своего от гриппа. Или от облитерирующего атеросклероза.
– Но, – осторожно поправил Рыжий Книжник, – сказано: «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в Царство Божие…» Как тебя понимать?
– Так, – кивнул головой Мэн, – вопрос понял. Отвечаю. Кто-нибудь когда-нибудь пытался провести верблюда сквозь угольное ушко?
Ученики и толпа переглянулись и пожали плечами.
– Такие вот дела, – прокомментировал пожатие плечами Мэн. – Никто не пробовал. А значит, возможно, что это возможно. Я доходчиво излагаю?..
Все завороженно кивнули головами.
– Ну вот, – облегченно вздохнул Мэн. – А раз верблюду возможно, то и богатому тоже. Только труднее. Такие дела, – закончил Мэн проповедь словами Курта Воннегута.
Пять тысяч человек, мало что понимая, разошлись, и перед Мэном остались только ученики. И большинство их было недовольно его словами. Так как они сильно отличались от тех, что написаны в других книгах. Книжники мотали носами, отгоняя слова, как коровы хвостом отгоняют оводов и слепней. Другие образованные глотали слова Мэна и тут же выплевывали в прибрежный песок. Песок от слов плавился, вскипал и застывал сверкающей остекленевшей массой. Наконец, Мэн остановился, чтобы перевести дыхание. И тут вперед вышел Доминиканец.
– Равви, – с гневом и смирением одновременно обратился он к Мэну, – но Христос говорил совершенно другое. Я знал. Мне некий Иоанн рассказывал. Который ходил вместе с Иисусом, слышал Его слова, видел Его деяния и даже написал об этом книгу. Как, впрочем, и еще трое, ходившие с Ним. И ничего подобного, сказанному тобою, в них нет. – И Доминиканец, сложив руки между пупком и яйцами, отступил назад.
Вперед выступил Раввин:
– Равви, ты говоришь то, о чем не говорили ни Закон, ни пророки. А они сказали все. Бунтом, а не послушанием пахнут твои слова.
А Мулла сказал:
– Ты, о Учитель, говоришь слова, которых не было и, значит, не должно быть…
Другие ученики с интересом ждали, что ответит Мэн.
– Глупцы, – отвечал он, – послушайте притчу о корабельщике и островах.
15 Один корабельщик отчалил от родного берега и отправился в открытое море. Через несколько дней пути, ведомый звездой, он приплыл к острову. Какое-то время он прожил на этом острове, ел плоды его деревьев, рыбу из моря, трахал туземок. Он обсосал остров до конца, разжевал его косточки, а потом снова отправился в море, ведомый таинственной звездой. И приплыл к другому острову. Он снова провел на нем какое-то время, обжил и его и снова отправился в море по зову звезды. И много островов он оставил позади себя. Плывя к бесконечно далекой и близкой звезде. Так и догмы похожи на острова. Мы обживаем одну догму и плывем к следующей. Ведомые звездой, промыслом Божьим. Но старые догмы, как и острова, не исчезают. Они остаются. Потому что мы их обжили. Так что, двигаясь от догмы к догме, я не нарушаю законы, а открываю новые. Не забывая старые. И в бесконечном море познания и веры плыву к звезде – Откровению творения. Новых законов в старых. Новой веры в старой. Нового мира в старом. Вы поняли?
И ученики склонили головы и хором сказали:
– Истинно говоришь, Равви…
(Хотя, как полагаем мы, не все поняли то, что сказал Мэн, как не все поняли и мы. Но поверили. Ибо всем хочется верить. И нам в том числе.)
И продолжил Мэн:
– Так что поплывем, друзья мои, к Звезде. И дорога наша будет лежать через Иерусалим. Где Праотец наш Авраам пытался принести в жертву Господу сына своего Исаака, город Давида и Соломона, город всех живущих в Боге и алчущих Бога.
И вместе они вошли в Иерусалим. В центре города стоял Второй Храм. Храм, вставший после вавилонского пленения. Опустились все на колени и припали к шершавым камням. И камни охлаждали их разгоряченные от дороги лбы. Отливала кровь от распухших ног. Через пальцы рук проникала в тела божественная сила.
16 И внезапно перед глазами Мэна раздвинулись камни, и он увидел пустыню. И это была не Иудейская пустыня, не Негев, не Кара-Кум, не Гоби. Не одна из тех пустынь, в которых побывал или читал о них Мэн. В этой пустыне не было Солнца, не было неба, не было грани, отделяющей небо от земли. Пустыня была внизу, вверху, на севере, на юге, на западе, на востоке. И между этими пустынями тоже была пустыня. И в этой пустыне клубились какие-то фигуры. Постепенно фигуры уплотнялись. И перед глазами Мэна возникли его предки. От ближних до самых дальних. Иных Мэн знал, об иных слышал. А третьих ему вернула его генетическая память.
