— Господа, господа! Музей не принимает посетителей! У нас реставрация! — По шаткому трапу с лесов легко сбежала худенькая высокая женщина лет тридцати и, предплечьем убирая с лица растрепавшиеся темные волосы, каким-то чисто итальянским жестом сердито взмахнула перемазанными в светлой краске руками. — Я же ясно сказала вам, господа…
— Мари?! — Будь в музее чуть посветлее, от глаз Даши, вполне возможно, и не укрылось бы едва заметное замешательство, промелькнувшее на лице Соболева в момент узнавания им женщины, по всей видимости, некогда хорошо ему знакомой. А может быть, и больше, чем просто знакомой.
— Виктóр? О, мон дье! — радостно изумилась Мари и тут же быстро спросила по-французски: — Это… твоя девушка? Она понимает по-французски? Нет? Чудесно! Я сразу хотела бы тебе сказать: я замужем, у меня чудный муж, и все, что тогда… все было чудесно, но я не хотела бы… Ты понимаешь меня, Виктор?
— Да, Мари, понимаю, — по-английски ответил Соболев и, беря инициативу в свои руки, быстренько расставил точки над «i»: — Познакомься — моя невеста Даша. Даш, а это — Мари Леруа, мы с ней познакомились на симпозиуме в Будапеште. Мари тоже занимается преимущественно Средневековьем. Как твоя диссертация?
— Как говорят у вас, у русских, — «помаленьку»? — чуть напряженно рассмеялась француженка, незаметно рассматривая и оценивая избранницу русского ученого придирчивым женским взглядом и с некоторой грустью признавая, что русская Даша красива, прекрасно сложена и — увы! намного моложе. — Сейчас я работаю в этом музее. Что-то реставрируем, что-то переделываем. Турки совсем мало дают денег. В музеях они охотно выставляют предметы античности и все, связанное с Великой Портой, а византийский период не очень жалуют. Но мы работаем! Например, почти завершили оригинальную экспозицию, посвященную «Спасу Нерукотворному», похищенному крестоносцами в Константинополе и, по моим данным, какое-то время хранившемуся здесь, в Трабзоне. Можешь мне поверить — это будет здорово! Как все же жаль, что эта великая святыня так и пропала бесследно…
— По легенде, «Плат Вероники» отправили на корабле в Рим, но корабль, к сожалению, затонул, — сокрушенно покивал Виктор. — Так что, вполне возможно, реликвия сейчас лежит себе преспокойненько на дне моря, запаянная в свинцовый контейнер, целая и невредимая!
— Мари, а вы не знаете, алтарь этого храма уцелел? — Даша, все-таки что-то такое уловившая знаменитым женским чутьем, посматривала на симпатичную француженку с легкой опаской, что, впрочем, сторонний наблюдатель вполне мог бы списать и на некую школярскую робость перед ученой дамой. — Я слышала, когда-то здесь была балюстрада из каких-то особенных балясин-колонн оригинальной формы?
— О, мон дье, откуда вам это известно? — удивилась француженка. — Я сама об этом узнала буквально недавно! Да, действительно, здесь, в алтарной преграде, были мраморные колонны необычной формы. Причем одна из них почему-то была вытесана из зеленоватого мрамора. Кстати, она, как это ни удивительно, уцелела! Правда, сейчас она находится не здесь…
— И где же она сейчас? — заметно напрягся Соболев. Черт возьми, неужели эта каменная штука где-то существует и может помочь прочесть наконец-то то, что написано на золотой ленте?!
— Да неподалеку, — не понимая, отчего вдруг так взволновались эти русские, ответила Мари. — Камень-то зеленого цвета — священного для мусульман. Балюстраду целиком перенесли в мечеть. Она от нас метрах в трехстах — когда шли сюда, наверное, видели угловые минареты? Могу дать вам путеводитель — там все подробно расписано и карта есть. Кстати, о надписях! Виктор, тут в подвальных помещениях есть непонятные надписи. Мне кажется, они зашифрованные — во всяком случае, мне прочесть не удалось. Может быть, ты взглянешь?
Даша спускаться в подвал наотрез отказалась, подозревая, что там вполне могут оказаться милые серые существа с мерзкими длинными хвостами, которых она с раннего детства боялась до обморока. Соболев отправился вдвоем с Мари, чем доставил госпоже Оленевой несколько невероятно длинных и малоприятных минут. Так что, когда криптолог с ученой француженкой наконец-то появились из двери, ведущей в подвалы бывшего храма, девушка вздохнула с нескрываемым облегчением. По словам Виктора, надписи ему прочесть не удалось. Во всяком случае, пока. Шифр, безусловно, интересный, заявил Соболев, расставаясь с Мари, и пообещал непременно взглянуть на эти надписи еще разок, но — в другой раз…
— Так как насчет моей просьбы? — уже на выходе из музея повернулся к провожавшей их Мари Соболев.
— Я постараюсь, — улыбнулась француженка. — Но ты пообещай еще раз взглянуть на мои надписи, о’кей?
— Обещаю. Но, к сожалению, Мари, я не всемогущ, — шутливо развел руками Виктор. — Все, до встречи!
…Метров двести Даша, крепко придерживаясь за локоть Соболева, шагала молча, потом все-таки не выдержала и спросила, втайне надеясь, что все ее подозрения и страхи не имеют под собой ни малейшего основания:
— У тебя с ней что-то было?
— Даш… — Голос Виктора был усталым и очень серьезным. — Ты ведь прекрасно понимаешь, что если я старше тебя, то у меня вполне могла быть какая-то жизнь и до встречи с тобой. Но все, что было, — уже было, понимаешь, олененок? Было! И все давно в прошлом, и давай не будем об этом, хорошо? У меня и в детском саду была девочка, в которую я был «безумно» влюблен, — ты же не станешь меня и к ней ревновать? Выкинь из головы глупости! Я тебя люблю, тебя — это ясно или еще раз повторить?
— Повтори, — улыбнулась Даша. — Есть вещи, которые женщине нужно повторять тысячу раз на дню, — и она никогда не устанет это слушать…
28
…Наше мировосприятие так забавно и странно устроено, что ночью все кошки не только серы — в ночной тьме, порой такой таинственной и наполненной множеством непонятных и пугающих звуков, любая кошка может вполне показаться если и не громадным тигром, то уж коварной и невероятно опасной пантерой точно. И дело, пожалуй, даже не в том, что у страха глаза велики, а в том, что даже у сильного и отважного мужчины глубоко в крови прячется священный ужас перед властью ночной тьмы, унаследованный нами от далеких предков, щеголявших в косматых звериных шкурах. Этот ужас спокойно дремлет, когда мы чудной весенней ночью прогуливаемся с любимой девушкой, но просыпается и злорадно потирает косматые ручки, когда ты вдруг оказываешься один в безлюдном и незнакомом лесу, темном переулке, о котором ходит дурная слава, или даже просто воруешь в детстве яблоки в соседнем саду…
Старинная мечеть, погруженная в темноту, была точно такой же, как и вчера, и три, и десять дней назад, но белобородого старика в скромном одеянии муллы именно сегодня что-то беспокоило в этой, казалось бы, вполне обыденной и естественной темноте. Вечерний намаз давно закончился, все правоверные разошлись, на город опустилась ночь, но… Под высокими сводами и в углах мечети таилось какое-то напряжение, и муллу не оставляло ощущение, что есть там нечто или некто чужой и этот чужой неотрывно смотрит на него недобрым взглядом…
