Голос у него совсем пропал. И я решила повременить с нотациями, успеется еще.
— Как ты умудрился так простыть? — ворчала, заваривая чай. — Кабан здоровый.
— Попрошу без ненужных сравнений.
— Сам пить сможешь?
— Нет, — хитро глянул на меня Альдред.
Кое-как, едва не пролив чай, я помогла мужчине напиться. А что оставалось делать? Бросить его тут мучиться? Простуда — гадкое дело, я это понимала, как никто другой. И если уж умудрился ее подхватить…
— Ну и что мы скажем? — Я отвернулась, чтобы накрыть варенье.
Вдруг почувствовала, как теряю равновесие и падаю прямо на Альдреда.
Потом — как горячие губы прикасаются к шее, рука забирается под рубашку.
— Что ты повелась, — весело прошептал он.
— Эй! — Я дернулась, но Альдреду стало только удобнее меня держать. — Я кричать буду!
— Бу-удешь, — довольно протянул он. — Но никому и в голову не придет нас побеспокоить.
— А горшком?! — рявкнула я, когда руки мужчины переместились на совсем уж неприличные части тела.
Альдред поднял глаза, оценивая перспективу.
— Солнышко, положи горшок, — ласково попросил он. — Я же шучу. И ничего не делаю. Мы разговариваем.
— Лежа?
— Лежа. Я — больной человек.
— На голову.
— Не спорю. Но вообще, по правилам этикета ты не должна стоять в моем присутствии. Сесть здесь некуда, вот ты и лежишь.
— Нет такого правила! — возмутилась я.
— А вот и есть!
Он надо мной издевался с таким удовольствием, что я даже растерялась. И ответить ничего не могла. Только с возмущением рассматривала Альдреда, как будто видела в первый раз. Вообще, я действительно впервые видела, как он так улыбался.
— Что ты здесь делаешь? — И не преминула добавить: — Руку убери. И вторую!
— Ладно. — Он рассмеялся и поднял руки. — Я проезжал мимо. Почувствовал, что немного простыл, решил не искушать судьбу и снял комнату.
— Проезжал мимо. На север.
— У меня сестра живет в монастыре неподалеку. Навещал, — ничуть не смутился Альдред.
— Значит, проезжал мимо. Заболел. Решил отлежаться. А кролики?
— Поймал по дороге. Думал зажарить. А приехал в деревню, вспомнил, что здесь твои родичи живут. Не хранить же мне тушки здесь, правда? А вашему старосте я заплатил неплохо, чтобы еще и мясо отдавать.
Я лихорадочно искала, к чему бы придраться. Что-то не сходилось, но что именно — я не понимала. Однако нутром чувствовала: Альдред врет. Причем нагло, улыбаясь, не сомневаясь в том, что я вижу его ложь.
— Я тебе не верю, — наконец сказала я.
— Вижу, — хмыкнул мужчина. — Однако тебе придется это проглотить, моя хорошая, ибо больше я тебе ничего не скажу. Чаю еще сделаешь?
— Нет! — Я возмущенно тряхнула головой. — Ты меня обманул. Издевался. Уезжай немедленно, ты здоров, как конь!
— Вообще-то я планировал задержаться. Мои родные не очень жаждут меня видеть, а у вас тут места симпатичные. И не только места…
— Хватит, — я уронила голову ему на грудь, — ну, хватит. Я ведь сбежала, чтобы в вашей игре не участвовать. Альдред! Уезжай!
— А ты подумай, головкой светленькой и пушистой. Я здесь до первого снега, в замке мне надо быть только к церемонии, поскольку студентов, которых надо готовить, не осталось. Знаешь, что я могу сделать до первого снега?
Вообще, кое-какие мысли у меня были. И вызывали их аккуратные поглаживания чуть пониже спины.
— Нет, ты не о том подумала, хотя отказываться не буду, если чего предложишь. Я могу научить тебя… скажем, той самой магии, которой ты так резво чуть не убила псевдостражника на ярмарке. Мы ведь не выучили заклинания.
— Так нечестно! Я не могу отказаться от такой возможности. Это запрещенный прием.
— Ага, — довольно пробормотал Альдред. — А теперь сделай одолжение, прекрати вертеться. Полежи спокойно.
— Мне неудобно! И вообще, мне надо возвращаться.
Как-то превратно были восприняты мои слова, потому что Альдред чуть подвинулся и уложил меня у стены, отрезая путь к отступлению. И, к слову, прижиматься хотелось совсем не к холодному дереву.
— Десять минут полежишь и пойдешь. Если что, заболталась. Или чай мне делала.
— Чего вы ко мне привязались? — хныкнула я. — И вы и Виктор.
— Такое бывает, — Альдред силой уложил мою голову себе на плечо, — что девушка нравится двум мужчинам одновременно.
— Я вам не нравлюсь. Вы меня ненавидите!
— Быстро ты опять на «вы» перешла. — Он усмехнулся. — Я тебя не ненавижу. И не ненавидел, просто не воспринимал всерьез.
— Ты меня за волосы схватил!
— Извини. Готов исправиться.
Рука мужчины скользнула вверх, запуталась в волосах и начала медленно массировать кожу головы. Захотелось, как кошке, не то замурчать, не то лапой подергать.
— Еще претензии?
— Да, — пробормотала я. — Есть парочка. Ты надо мной издевался! Позволил Соште меня по заднице ударить. И еще… еще пихнул на ярмарке, я упала.
И как-то резко претензии кончились. Я думала, их к Альдреду будет куда больше. Странно, странно…
— Ерунда, — отмахнулся мужчина, — с этим я расправлюсь за неделю. Думаешь, я не умею ухаживать?
— Думаю, мне это не нужно.
Не знаю, что собирался ответить на это Альдред, но в следующее мгновение я подскочила и быстро сделала вид, что закрываю горшок с вареньем, потому что в комнату вошла, предварительно постучавшись, Даряна.
— Все в порядке? Оляна, что ты так долго?
— Все хорошо, — за меня ответил Альдред. — Мы знакомы, поговорили немного.
Я отчаянно надеялась, что жена старосты не заметит мои чуть опухшие губы и растрепанные волосы, а помятую одежду спишет на дорогу и неаккуратность. Слухов о себе и Альдреде мне не надо.
— Я хотела поговорить, — начала было я. — У меня есть идея…
— Идем вниз, пусть господин отдыхает, — прервала меня Даряна.
Альдред, когда я выходила, подмигнул мне и улегся на кровать. Он улыбался слишком беззаботно для человека, который рассорился с другом, почти потерял сына и всех учеников. Мне начинало казаться, что я вообще не имею никакого представления о происходящем.
У моего дома Альдред появился через сутки. В пять утра, еще солнце-то толком не взошло, а он уже стучал в мое окно. Жестами показал, чтобы я вышла, и уселся на крыльцо. Мне бы насторожиться, увидев на нем тренировочные штаны, и отметить отсутствие рубашки. Как-никак учиться я у него училась. И так он обычно одевался на тренировку. Но домашняя обстановка, мамина забота и эйфория от свободы сделали меня беспечной. Поэтому я даже не вспомнила, что в это время года на улице прохладно. И вышла, как спала, — в теплой свободной пижаме и носках.
