Альдред хмуро оглядел меня.
— Как ты будешь в этом тренироваться?
— Тренироваться? — Я задохнулась от удивления и едва не свалилась с крыльца. — Утро! Я не буду тренироваться, я отчислена!
— У тебя нет вариантов, — отрезал мужчина. — Я сказал, что могу продолжить твое обучение, ты согласилась. Или, по крайней мере, не отказалась. Так что надень ботинки и пошли!
Сказано все это было безапелляционным тоном, будто до сих пор за непослушание мне грозили плохие оценки. А вот сейчас скроюсь в доме, и что он будет делать? Поднимет на уши всю семью?
— Мне надо переодеться, я не могу в этом заниматься.
— Ботинки, — повторил Альдред. — Сегодняшняя тренировка не потребует особой формы.
— Там холодно! — Я предприняла последнюю попытку возмутиться.
На что Альдред уже почти рыкнул:
— Ботинки!
Ругаясь себе под нос, я быстро обулась и поежилась. В пижаме, нечесаная, я выглядела до ужаса глупо. Пронзающий насквозь ветер был совсем не теплым осенним ветерочком. Он нес с собой дыхание зимы, холодный воздух с гор. Фланель не спасала от такого ветра.
Но прежде чем я сообщила мужчине, что пойду за курткой, он накинул мне на плечи свою, которую до сих пор держал в руках. И тепло окутало сразу все тело. Похоже, куртка была зачарованная.
Я покосилась на Альдреда. Тот невозмутимо шагал, и, казалось, его совсем не волновал ледяной ветер.
— Тебе не холодно? — спросила я.
— Я из Двуледа. У нас устойчивость к холоду. Врожденная.
— А куда мы идем?
— В лес.
В лес. Вот так вот. С Альдредом и в лес. Зачем? Неясно. Можно ли ему доверять? Непонятно. Бардак какой-то.
— Альдред, ответь мне на пару вопросов. Если ответишь, ответишь честно, я буду делать то, что ты скажешь. Тренироваться, учиться и так далее.
— Все? — Альдред хитро прищурился. — Что скажу?
— За исключением того, что касается наших… э-э-э… личных взаимоотношений.
— Согласен, — чуть подумав, ответил Альдред. — Задавай.
— Виктор знает, что ты здесь? Твой приезд — очередная его игра?
— Не знает. Он думает, я уехал к себе. Он не знает, что я здесь.
Вот это уже становится интересно. При условии, что Альдред не врет. Хотя этот, конечно, может и соврать. И совесть его не замучает.
— Почему ты так себя ведешь? Как же Эртан? Тебя совсем не беспокоит его судьба?
Альдред бросил на меня быстрый, но серьезный взгляд.
— С Эртаном все будет нормально. Паршивец, конечно, напросился на хорошую порцию ремня. Но поверь, реальная опасность ему не грозит. Пока что.
— Не понимаю, — пробормотала я.
— Оляна, избавь меня от необходимости отвечать на вопросы, связанные с государственной безопасностью и лично твоей безопасностью.
— Ты обещал отвечать!
Альдред вздохнул и, будто объясняя что-то непослушному ребенку, произнес:
— Оляна, есть вещи, которые я просто не могу рассказывать. Связанные с моей работой, с политикой Виктора, с опасными вещами. И дело не в том, что я хочу это от тебя скрыть, а в том, что это нельзя рассказывать. Понимаешь? Просто нельзя. Не потому что накажут или посадят, а потому, что это моя работа. И я сам установил такие правила, так что не мне их нарушать.
— Ладно, я поняла, не спрашиваю. Просто все это странно, понимаешь? Все, что происходит вокруг.
— Понимаю. Оляна, я не могу публично рвать на себе волосы и рыдать. Я вытащу Эртана и всыплю ему по первое число. Если я не реву ночами, как Сибил, это не значит, что я отвратительный отец или я не беспокоюсь. Но теперь все еще сложнее. Ты ушла из колледжа. Я не думал, что так далеко зайдет. Почему Виктор не остановил тебя?
Я тут же вспомнила вопрос, который вертелся в голове еще с вечера:
— Когда ты приехал сюда, ты знал, что я вернусь? Что я уйду из колледжа?
Альдред расплылся в улыбке. Мы подходили к окраине деревни, дальше начинался лес.
— Нет, не знал. Когда ты заявилась в мою комнату, угрожая горшком, я был удивлен не меньше твоего.
— Тогда зачем ты приехал? Я не верю в твои россказни о сестре и простуде. Ты разгуливаешь без рубашки в такую погоду. Ты не способен болеть!
— Хорошо, что у тебя все же оказались хоть какие-то мозги. Ладно, я и впрямь ездил к сестре и заехал в деревню. Но не болел. Я целенаправленно сначала принес кроликов твоей матери, а потом сказался больным.
— Для чего? Что за игру ты ведешь?
— Я хотел завоевать доверие твоих родителей, приблизиться к ним.
— Для чего?
Он помог мне перелезть через какую-то корягу.
— Чтобы получить у них разрешение на тебе жениться.
Тут на ровном месте я споткнулась и свалилась прямо в кусты.
— Что? Ты свихнулся?!
Он, должно быть, шутит. Альдред и женитьба несовместимы. Нет, не так. Альдред и женитьба на мне несовместимы. Пусть он меня не ненавидел, но уж любить точно не может.
— Объяснись! — потребовала я, когда мужчина, проигнорировав мое падение, прошел мимо.
— Ну, как ты не понимаешь. Виктор сделал глупость и устроил соревнование. Кто круче, кому лучшая девушка достанется. И решил, будто если он король и может сказать «я запрещаю», то весь мир принадлежит ему. Я, как настоящий друг, должен его в этом разубедить, ограждая от ошибок в будущем. Если он присвоил девушку себе, как король, я присвою ее себе, как жених.
— То есть мои чувства и обиды никого не волнуют? — Я даже покраснела от такой вопиющей несправедливости. — Играете мной, как мячиком, перекидываете друг другу. Кому мама дольше поиграть разрешила!
— А ты любишь Виктора? — совершенно спокойно спросил Альдред.
Ох, как хотелось мне ответить «да» и стереть с его лица это выражение полнейшей в себе уверенности.
— Не люблю. Но и ты мне даром не нужен.
— Помолвку можно и разорвать. Но если твой отец отдаст твою ленту, то я…
— Что? — не поняла я.
— Ах да, у вас нет таких традиций. Там, откуда мы с Виктором родом, отец невесты отдает жениху ленту. Свадьба может и не состояться, но когда у жениха есть лента, никто не имеет права даже смотреть на девушку без его позволения.
— Обалдеть! А как же я? Мне-то что надо делать в твоем гениальном плане?
— Ты собираешься замуж? Любишь кого-то? — Альдред задавал вопросы, не глядя на меня, и сам же на них отвечал. — Нет. Побудешь невестой, перетолчешься. Зато Виктор получит большое разочарование. А ему полезно.
— Это… это…
