О, опять здравица. А это кто ж такой, с чарой в руках? Ого. Это высокая должность? Ах нет. Жаль. Я тут собираюсь временно наняться на службу, вот и подумал, что…
Что ты говоришь? Сводник? Кто, я? Это оскорбление, князь! Отродясь не сводничал! Что я, сваха какая?! Я воин, и далеко не из последних. Сам себя так назвал?! Не может быть! Ах вон ты про что. Ну теперь понятно. Извини. Я думал, что мы эту тему давно закрыли, а ты опять за старое. Ну да, обрабатывал и сводил воедино таким образом, чтобы у каждого гишпанского рубежника были еще и дублеры на его направлении. Для страховки. Что такое дублеры? Ну, князь, так мы далеко зайдем. Тут без пера, чернил и нескольких листов бумаги нипочем не растолковать. И как ты себе мыслишь – сейчас мы студень, поросят и рябчика побоку, кубки в сторону, гостям велим заткнуться, чтоб не мешали, и я приступлю?
А ты, Михайла Иваныч, читал ли Священное Писание? Точно? А Екклесиаста? А помнишь, как у него мудро говорится: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом:…время убивать, и время врачевать… время разбрасывать камни, и время собирать камни… время любить, и время ненавидеть…» Ох и мудро. Ты согласен, князь? Тогда о чем речь? Сейчас время веселиться, а не мудрствовать, хотя когда я в этом году поехал с товаром на вашу рязанскую украйну и еле-еле унес оттуда ноги, то сразу понял, что хорошо было бы и вам кое-что поменять на своих рубежах. Иначе в один прекрасный год это может закончиться для вас большой бедой, и тогда для вас придет время скорби и время плача, но… Сейчас время радоваться, князь, радоваться и плясать, и это очень мудро сказано, а потому давай-ка мы не будем ничего смешивать.
Чего? В гости? Да нет, не отказываюсь. Отчего ж не погостить, тем более у такого славного воинника, о котором я слыхал немало интересного, а впервые, едва только приехав на Русь, от старого слепца-гусляра, который потерял глаза под Казанью. Ну да, ну да, я понимаю – татары, они те же мавры, даже хуже. Ах, у них и вера одна? Ну тогда все ясно. Разве можно от басурман ждать чего-то хорошего, хотя кое-что у них я бы перенял, чтобы и христианские рыцари обладали такими свойствами души, как преданность и верность. О тебе, Михайла Иваныч, и спору нет, но я как вспомню, чем за все мое добро, содеянное для блага Гишпании, отплатил король Филипп… Думаю, и у тебя волосы встали бы дыбом, поведай я тебе о его чудовищной неблагодарности. Опала? Хо-хо, если бы. Бывают вещи гораздо хуже опалы. Например, лапы святой гишпанской инквизиции, в которые отдал меня неблагодарный король.
За что он так со мной обошелся? Да вот приспичило ему, чтоб я отрекся от православной веры и сменил ее на латинскую, и все тут. А как мне ее сменить, ежели это вера моей родной матери-русинки?! Я ж, выходит, память ее предам, коли соглашусь, а у меня от нее и осталось-то всего ничего – крестик православный, который она на меня надела, да вот, погляди, парсуна с ее ликом. Что, похож? Цветом волос? И только? Странно, а другие уверяли, будто я – вылитая она. Ну кроме дородства – худоба у меня в папу-фрязина.
Что с верой? Ты, Михайла Иваныч, никак обидеть меня норовишь, коль усомнился в моей стойкости?! Нет? Тогда почто вопрошаешь? Веру переменить – не рубашку переодеть. Или как у вас на Руси говорят: «Менять веру – менять и совесть». Неужто ты помыслил, будто я память моей дорогой мамочки… и предам?! Прости, князь, за слезу нечаянную. Веришь ли, там, в пыточной, когда меня истязали ученики самого Торквемады, не проронил ни одной, а тут…
Кто такой Торквемада? Дай-ка на ушко шепну. Вон отца невесты видишь? Ну а Торквемада точно такой же, только лысый. Был бы он жив, сам бы терзать принялся, но, по счастью, давно помер. Зато учеников оставил – тучу. Что за пытки? Ну, князь, у тебя и вопросы. Дыба, конечно. Хотя у них и без нее агрегатов хоть отбавляй. Ты слыхал что-нибудь про «Кровавую Мэри», «Апельсин в шоколаде» или про «Загар негра»? Ах, ты и слов таких не ведаешь.
А я не только слыхал, но и… Особенно жутка «Кровавая Мэри». Ее когда перепьешь, то потом… Что значит перепьешь? Это я сказал? Ах, ну да, там тебе вставляют в рот воронку и насильно вливают некий гадкий настой, который и называется «Кровавая Мэри». Очень потом мучаешься. Особенно наутро. А ты, видишь, и слов таких не слыхал. Что я тебе могу сказать, князь – счастливчик ты, ей-ей, счастливчик.
Да что ты говоришь – не счастливчик? А почему? Ах, и тебе не понаслышке ведомо, что такое неблагодарность? Что ж, князь, если так, то нам и вправду есть о чем поговорить, но… Пока время веселиться, князь, а потому давай-ка отложим мысли о грустном. Гони ее прочь, тоску-печаль.
Нет-нет, я не забуду своего обещания заглянуть к тебе в гости. Я очень редко что-либо обещаю, но уж коли дал слово, то оно крепче сабли из наилучшего булата, который когда-либо делали мастера-оружейники в славном городе Дамаске, и это тоже входит в то немногое, что я охотно перенял бы у неверных.
Уф, устал. Но, кажется, ничего не забыл. И про свою опалу, то есть свидание с инквизицией, тоже. Получить в руки зарубежный опыт – это одно, но если человек вдобавок еще и пострадал от вопиющей неблагодарности царя, то есть короля, ну да один черт, в смысле венец, то тут уже ощущаешь сходство судеб, а отсюда до родства душ рукой подать.
С учетом того, что работал, можно сказать, с листа, кажется, получилось неплохо. Разумеется, ничего этого – комиссия, границы от мавров и прочее – мы с Валеркой не разрабатывали. Пришлось понадеяться, что смогу сработать на голом экспромте, и вроде бы не зря.
А князь так ничего нужного от меня и не добился. А уж как вертелся, как умно, да с хитрым подходцем то с одного боку, то с другого выныривал, но все одно – никак. Впрочем, это ему казалось, что умно. На самом деле пер, как бык на красную тряпку, но тореадор был хитрее и вовремя отскакивал, не забывая издевательски помахивать плащом. Да, организовали, да, обеспечили, а ваш покорный слуга хоть и не был там в заглавных – годков маловато, но, несмотря на молодость, один из… Но остальное в гостях. Как приеду, так все и расскажу.
А он-то, наивный, обеспокоился. Ишь чего придумал – забуду я приехать. И не мечтай. Галопом примчусь. Хотя нет. Тут тоже торопиться ни к чему. Пусть потоскует, понервничает. Ничего страшного. Наоборот, на пользу…
В смысле, для меня.
Представляю, как он меня ждал эту неделю после свадьбы.
Ну ничего. Главное, что дождался.
Глава 6
Князь «Вперед!»
Думаю, в те минуты, когда мы с князем Воротынским мило беседовали о том о сем, короля Испании Филиппа II всякий раз охватывала безудержная икота. Говорят, она наступает оттого, что человека вспоминают. Я где-то читал, что король мучился от ее приступов всю жизнь. Не знаю, как насчет всей жизни, но поздней осенью тысяча пятьсот семидесятого года, вплоть до декабря, я и Воротынский вклад в эти приступы внесли. И весомый.
Доставалось Филе от меня по полной программе. Я ему припомнил и неумелую политику в отношении своих колоний в Новом Свете, и любовь к мучительству, и то, как он был жесток со своими подданными в той же Фландрии, устраивая погром за погромом, и его безудержный религиозный фанатизм – все пошло у меня в ход.
