– Вполне возможно, – прошептал он в ответ.
Затем склонил голову и наконец поцеловал. По-настоящему. Его язык проскользнул между ее губ и… как странно… ее дыхание сделалось прерывистым. Она стала робко отвечать, осознавая, что подобные поцелуи тоже являются своего рода соитием.
Ее язык то и дело натыкался на его язык. Затем Гриффин принялся покусывать ее губу, но Фиби притянула его голову ближе и снова открыла рот, словно заманивая обратно.
Вскоре Фиби позабыла, что они стоят у стены в одной из редко посещаемых комнат. Она не слышала практически ничего, кроме собственных вздохов, когда Гриффин на время оставлял ее губы, чтобы уделить также внимание щекам и шее.
– Если я загляну с тобой к детям, – проговорил он наконец с хрипотцой, – мы сможем потом удалиться в спальню? Фиби, я так хочу тебя. Сейчас у меня проблема, противоположная той, что была в юности. Потрогай. – Он прижал ее ладонь к своему паху. – И в таком состоянии я пребываю почти весь день. Пожалуйста, позволь мне исправить ту ужасную ошибку.
Какое-то время Фиби была просто не в состоянии что-либо ответить. Ее пальцы сами по себе согнулись в стремлении измерить его эрегированный орган. Величина была столь внушительной, что соитие казалось физически невозможным. Однако между ног у нее становилось все жарче, и она не призвала Гриффина без промедления взять ее лишь по той причине, что не имела в легких достаточно воздуха.
– Да, конечно, – прошептала наконец Фиби, инстинктивно двигая рукой.
Гриффин, чувствуя через бриджи это прикосновение, застонал и выгнулся, дернувшись низом живота ей навстречу. В ответ ее желание возросло до предела, вызывая боль, превратившись в какую-то бушующую похоть. Да, это было похотливым желанием видеть, прикасаться, ощущать его в себе…
– Если мы не уйдем отсюда, я овладею тобой прямо здесь, – буквально прорычал Гриффин.
Сердце Фиби подскочило. Это соитие наверняка было бы почти таким же, как ей представлялось. В сознании вновь промелькнула картина, как они совокупляются прямо на земле – без всякого изящества, подобно не ведающим стыда животным.
Фиби застонала и вопреки своей воле опять окунулась в жаркий влажный поцелуй, сопровождаемый звуками неровного дыхания, чмоканьем губ и тихими стонами, переходящими из горла в горло. Большое тело Гриффина прижимало ее к стене, его мускулистое бедро втиснулось ей между ног, свободная рука переместилась на ягодицу, отчего ей стало еще жарче.
И наибольший жар ощущался в местах соприкосновения их тел, несмотря даже на то, что они были одеты.
– Я уже кое-что узнал о тебе, – пробормотал Гриффин жене в ухо, между тем как его ладонь медленно перемещалась с ее ягодицы на поясницу.
– И что же?.. – отозвалась Фиби, задирая на нем рубашку и запуская под нее руки.
Его грудь, бугрящаяся мускулами, была покрыта не слишком густым волосом, и ей хотелось зажечь все свечи, чтобы увидеть то, к чему она прикасается.
– Ты довольно страстная… – В голосе Гриффина чувствовалось удивление и восхищение. – Я женился на страстной женщине. Ты только притворялась скромницей. – Пока он говорил все это, его губы прокладывали пылающую дорожку по ее щеке и дальше по шее.
– Ничего подобного, – выдохнула Фиби, разрываемая между желанием быть правдивой и стремлением стать той женщиной, которую он хотел.
– Совсем неудивительно, что ты не могла четырнадцать лет дожидаться моего возвращения.
– Да нет же… – попыталась возразить она.
– Молчи!
Голос Гриффина был бархатно-повелительным, и Фиби подчинилась, с восторгом ощущая, как его язык оставляет искрящиеся дорожки на ее коже. Он целовал ее, пока она не стала извиваться, вцепившись ему в плечи, а потом неожиданно прикусил мочку ее уха. Фиби вскрикнула, охваченная пламенем, и уже не могла удержать рвущиеся наружу слова.
– Я хочу тебя! – чуть ли не всхлипнула она. – Я хочу, чтобы ты…
Протянув руку, Гриффин распахнул дверь.
– Где моя спальня?
– Четвертая дверь налево, – сообщила Фиби, не переставая целовать его лицо.
Гриффин, видимо, совсем позабыл про свое ранение, пока вел ее по темному коридору, не отрывая при этом от нее своих губ. Каким-то образом они миновали дверь, и Фиби обнаружила себя уже сидящей на кровати и наблюдавшей, как он снимает с себя одежду.
Созерцание раздевающегося мужчины завораживало.
– Тебе нравится то, что ты видишь? – поинтересовался Гриффин, продолжая разоблачаться.
Фиби кивнула.
– Я тоже ближайшие пятьдесят лет намерен любоваться, как ты раздеваешься, – сказал он.
Еще остававшееся в ней внутреннее напряжение ослабло.
Перекладывая трость из руки в руку, Гриффин продолжал стягивать с себя одежду.
– Может, твоя нога будет не так болеть, если ты ляжешь? – произнесла она немного дрожащим голосом. – Хочешь, я помогу тебе раздеться?
Гриффин мотнул головой, между тем как его рубашка отлетела в сторону. Фиби ахнула. Именно такой она и представляла его грудь – с выпуклыми мускулами, обтянутыми золотистой кожей.
– Плавание в одежде весьма эффективное упражнение, – сообщил он. После чего нагнулся и с кряхтением принялся стягивать правый сапог.
Фиби вскочила на ноги.
– Я могу тебе помочь?
– Можешь, – усмехнулся Гриффин. – Если ты опустишься на колени, я покажу тебе, где именно мне требуется помощь.
Его смеющиеся глаза очень ясно говорили, чего бы ему от нее хотелось, и к обуви это не имело никакого отношения. К тому же сапоги были уже сняты, и Гриффин стал расстегивать пуговицы на бриджах.
Фиби засмеялась, несколько ошеломленная, и вернулась в кровать.
Через пару секунд Гриффин упал рядом с ней. Он был великолепен в своей наготе, со взъерошенными волосами и этим цветком под глазом, который только подчеркивал его ярко выраженную мужскую сущность.
– Семнадцатилетний юнец, еще остающийся во мне, уведомляет, что он готов к выполнению задачи, несмотря на твою ослепительную красоту.
Фиби посмотрела в сторону его паха и невольно засмеялась, увидев, как Гриффин горделиво оглаживает свою могучую плоть.
– Позер, – упрекнула она, отводя взгляд.
– Как-никак мое мужское самолюбие было уязвлено. – Рука Гриффина продолжала двигаться, и Фиби, не удержавшись, взглянула вновь. – Я бы предпочел, чтобы его поласкала ты.
Глава 14
Платье, надетое на Фиби, сводило Гриффина с ума, так же, как и ее губы, ставшие темно-рубиновыми от поцелуев. Ткань платья была такой тонкой, что он отчетливо видел контур ее бедра. Корсаж отсутствовал, и потому ее соблазнительные формы были открыты взору в ожидании его прикосновений.
