И Грейс знала, что в глубине этих глаз таится тайна, которую он никогда не выдавал, за исключением того случая на берегу озера.
Она шагнула было в его сторону, но заставила себя остановиться. Лили всегда настаивала на важности того, чтобы именно джентльмены увивались за дамами, а не наоборот.
И, оставшись на месте, Грейс получила возможность созерцать наиболее романтическую сцену, когда-либо случавшуюся в Лондоне. По крайней мере, именно так утверждали многие на следующее утро. По мере того как Колин продвигался вперед, гости, заполнявшие зал, чудесным образом, словно по наитию, расступались, образуя достаточно широкий проход, на одном конце которого находился предмет ее обожания – поклонившись леди Сконз, он распрямился, поднял взгляд – а на другом оказалась… Лили.
Грейс всегда стремилась быть объективной, и, на ее взгляд, в ярком освещении зала сестра выглядела столь же прекрасной, как сказочная фея. На ней было платье несколько бледной расцветки, но поскольку к ткани приложила собственную руку герцогиня Ашбрук, Лили блистала каким-то сдержанным блеском, отчего ее кожа казалась безупречной, а волосы сияли, как рубины на белом бархате. Она имела идеальную фигуру – округлую там, где это нужно, и утонченную во всех прочих местах.
Грейс показалось, что ее сердце ушло в пятки. На ней самой было наиболее красивое из имевшихся у нее платьев, делавшее ее, по утверждению матери, похожей на королеву эпохи Ренессанса. Но им обеим – и ей, и матери – было абсолютно ясно, что обычная девушка, какой бы очаровательной та ни казалась, ни в коей мере не может сравниться с Лили. Вряд ли такая найдется. И что примечательно, Лили нисколько не тщеславилась по этому поводу. Несмотря на случавшиеся у нее проявления вздорности, она все же была прекрасным человеком.
Когда Лили увидела Колина, ее лицо осветила совершенно неподдельная радость. И то потрясенное, даже ошеломленное выражение, которое возникло на его лице, тоже было неподдельным.
После пары лет, проведенных в гостиных Лондона, Грейс практически с первого взгляда, как и многие другие, умела диагностировать любовь. Колин влюблялся прямо у нее на глазах. А что же Лили?.. Возможно, также и Лили, имеющая слабость к мужчинам в униформе. Держа Колина за руки, она улыбалась ему с таким восторгом, что Грейс хотелось заплакать. Или даже… взреветь.
Но в то же время она испытывала радость оттого, что Колин вернулся домой целым и невредимым, что он выжил в морских сражениях и прочих передрягах и прибыл на родину с трофеями и наградами, хотя последнее ее мало интересовало. Главное, что он находился здесь, рядом, а не на глубине в пять саженей, где его кости превращались бы в кораллы и с ним происходило бы все то, что писал относительно утопленников Шекспир.
А потом под умиленные вздохи окружающих молодой герой пригласил юную красавицу на вальс.
Стоя у стены, Грейс смотрела, как Колин кружит Лили в танце, в одной ладони сжимая ее ладошку, другой – придерживая за талию. Когда они оказались напротив, сестра откинула голову и ее локоны упали на его руку. Она смеялась, глядя на него снизу вверх. А как говорили их отцы, когда смеется Лили, весь мир смеется вместе с ней.
Грейс наблюдала за ними, пока они не достигли дверей, ведущих в галерею. Лицо Колина светилось восхищением, и он склонялся к Лили, как замерзший человек склоняется к огню.
Ну а затем Грейс развернулась и решительным шагом направилась к выходу. Она отрицательно помотала головой, когда дворецкий вызвался сходить за ее матерью, высказав вместо этого пожелание, чтобы как можно скорее подали их карету. И кроме того, попросила сообщить матери о том, что у нее разыгралась мигрень.
В сущности, это было бегством.
Глава 7
Колину хватило одного взгляда на прелестную, смеющуюся Лили, чтобы потерять голову. Входя в зал, он ощущал какой-то озноб и вялость, но вот Лили посмотрела на него, засмеялась, протянула свои ручки… Изящная и очаровательная, она воплощала собой полную противоположность его морским будням. Всем своим видом она убеждала, что в мире есть вещи, за которые стоит сражаться.
Танцевать с ней было настоящим блаженством. Просто не верилось, что кто-то мог называть ее Ходячим Ужасом.
– Лили, неужели это ты была раньше той вздорной девчонкой? – спросил Колин, глядя в ее ослепительно прекрасные глаза.
Она была тоненькой, но в то же время обладала идеальными формами, точно скульптурное изображение Венеры. И от нее так чудесно пахло… Аромат ее духов словно напоминал, что в мире есть места, где никто не корчится и не кричит от боли, где нет запаха смерти и тлена, где под рукой всегда имеется бокал с шампанским.
Колин постарался отвлечься от мрачных образов. Ведь он дал себе слово не думать обо всем этом, оставить все позади. Только слабак может позволить воспоминаниям преследовать его от Портсмута до самого Лондона, подобно стае завывающих призраков.
И как хорошо, что Лили не имеет представления о войне! Ему даже не очень-то хотелось встречаться с Грейс, поскольку той известно слишком многое. Она знала, что Колин почти ненавидит свою службу. И потому у него имелись опасения, что рядом с ней ему будет трудно держаться так, как подобает боевому офицеру.
Колин больше не получал удовольствия от нахождения в морских просторах. Оно было сведено на нет его отвращением к сражениям.
Ну а здесь, рядом с Лили, он ощущал себя совершенно иначе. Он чувствовал душевный подъем. И выход из лабиринта страшных воспоминаний виделся в том, чтобы танцевать и смеяться вместе с прелестной леди, ничего не знающей о войне, имеющей ямочки на щеках и благоухающей розами. И он кружил ее все быстрее и быстрее, отдаваясь во власть музыки.
Здесь, в этом зале, не было смерти и крови. Не было слез. И необходимости писать матерям погибших.
Колин улыбался очаровательной юной леди, которую держал в своих руках. Ее губы имели тот же цвет, что и весенние розы, выражение глаз было мягким и ласковым. Лили была подобна вихрю, сотканному из смеха. Чем быстрее он ее кружил, тем больше ей это нравилось, и она не переставала смеяться, слегка откинувшись назад.
Когда танец закончился, Колин все же спросил о Грейс. И втайне был рад, узнав, что та уехала домой из-за разболевшейся головы.
– Она бы обязательно осталась, если бы знала, что появишься ты, – заверила Лили. – Она просто обожает тебя, хотя и непонятно почему. Ты явно не заслуживаешь этого.
Ее глаза весело и шаловливо сверкали поверх веера. А вокруг порхали хорошенькие девушки в легких воздушных платьях на изящных телах, их оголенные руки блестели в свете свечей, губки розовели. Колин уступил Лили какому-то холеному юному лорду, который чуть ли не с придыханием признался в своем восхищении военно-морским флотом.
– Сколько храбрости, сколько мужества вы все проявляете! – восторгался тот. – Это невероятно!
Потом Колин танцевал с подругой Лили, обладательницей подскакивающих в движении локонов и ослепительно-белых зубов. Эти зубы имели на него гипнотизирующее воздействие – он невольно представил голову девушки как лишенный кожи череп, но тотчас поспешил отбросить видение и заставил себя вернуться в веселый круговорот бала.
