Несмотря на подкатывающие к горлу слезы, Грейс заставила себя обдумать произошедшее. Она получала удовольствие от процесса вплоть до момента непосредственного соития, которое доставило весьма неприятные ощущения. И то, что данная часть интимных отношений так не понравилась ей, несколько удивляло, поскольку на примере матери она сделала вывод, что все это несет сплошное удовольствие от начала и до конца.
Ну Колин-то это удовольствие получил…
У Грейс вдруг возникла некоторая тревога. Одному лишь богу известно, с кем он себя представлял. И вряд ли его выбор пал на нее. В сознании промелькнула мысль о Лили, но Грейс поспешила ее отогнать. Нет, скорее всего он представлял какую-нибудь женщину, с которой бывал близок прежде. И это, конечно же, не Лили. Та женщина, кем бы она ни была, принадлежала ему. Он сам так сказал властным хрипловатым голосом, от которого по всему ее телу прокатилась трепетная волна.
Возникшая ревность была абсолютно не к месту.
По правде говоря, Колин вел себя, как зверь, обезумевший от вожделения. Грейс затрепетала при воспоминании о том, как он зарылся головой между ее ног, и вновь ощутила сладостную горячую пульсацию.
Что поразительно, ей, так или иначе, удалось соблазнить Колина, хотя она едва ли могла поставить это в заслугу лично себе. Он просто-напросто взял дело в свои умелые руки.
Грейс приподнялась из полулежачего положения, слегка при этом вздрогнув, и стянула с себя порванное облачение. Мать издавна учила ее всегда быть готовой к различным непредвиденным обстоятельствам, особенно в путешествии, поэтому сейчас при ней имелся дорожный саквояж с запасным платьем. Другой сорочки здесь, правда, не было.
Грейс потребовалось лишь несколько минут, чтобы влезть в наряд. Однако… Даже ее мать не могла всего предусмотреть – к примеру, каким образом самостоятельно, без чьей-либо помощи, застегнуть находящиеся на спине крючки. Поэтому пришлось укутаться в плащ, чтобы прикрыть голую спину. Затем Грейс уложила порванные платье и сорочку в саквояж, гадая, каким образом объяснить случившееся Мэри. Ее служанка, конечно же, увидит и пришедшую в негодность одежду, и пятна крови на нижнем белье. Наверное, единственный вариант – просто высоко держать голову.
Наконец Грейс встала и шагнула к Колину. Развалившийся на сиденье, с завязанными глазами, он казался таким уязвимым. Однако как только она прикоснулась к нему, он тут же шевельнулся, а его естество начало набухать и распрямляться прямо у нее на глазах. Она поспешила убрать его в бриджи и застегнуть пуговицы, испытав некоторый трепет при мысли о том, как Колин орудовал внутри ее этим инструментом.
Когда они достигли почтовой станции, где герцог Ашбрук держал собственных сменных лошадей, Грейс, приняв горделивый аристократический вид, быстро прошла в гостиницу еще до того, как экипаж с ее горничной и ординарцем Колина въехал на двор. Хозяин без промедления проводил ее в самую лучшую комнату.
– Моему мужу, капитану Берри, необходимо отдельное помещение, – сказала она ему. – А еще я хотела бы принять ванну.
Хозяин постоялого двора склонил голову.
– Будет сделано, миссис Берри.
Грейс слегка вздрогнула, услышав обращение, которого не заслуживала, но тем не менее продолжила:
– У него боевое ранение, и, если он не проснулся, его следует перенести из кареты. Он временно незрячий.
На лице хозяина отразилось сочувствие.
– Печально это слышать, миссис Берри. Мы окружим вашего мужа всевозможной заботой.
Грейс кивнула и скрылась за дверью.
В комнате она опустилась в кресло и тотчас снова вскочила на ноги. Сидеть было больно. И как женщины живут с подобным неудобством?
Грейс припомнила свою первоначальную реакцию на происходившее в карете. До определенного момента она получала удовольствие, ну а дальше… Наверное, все дело в том, что первая часть близости предназначена для женщины, а вторая – для мужчины. И вероятно, впоследствии вторая часть будет уже не столь болезненной, хотя вряд ли это когда-либо доставит такие же приятные ощущения, как предварительные ласки. Но с этим можно и смириться.
Грейс взяла с кровати подушку, положила на стул и, осторожно присев, стала ждать, когда для нее приготовят ванну. Вообще надо будет определиться, с какой частотой она согласится исполнять супружеский долг. Возможно, не чаще раза в неделю. Или даже в две недели.
Совсем неудивительно, что девушек на выданье не информируют о неприятных нюансах интимной близости с мужчиной. Иначе они убегали бы из дома, чтобы укрыться в монастыре.
Грейс подняла глаза и, увидев в зеркале свое отражение, даже вскрикнула. Бог знает, что мог подумать о ней хозяин постоялого двора. Ее волосы были растрепаны, губы распухли. А на шее… Грейс оттянула ворот, чтобы получше рассмотреть. Ну да, на шее красовался кровоподтек. Колин словно пометил ее, как какой-нибудь дикарь.
Совсем неудивительно, что замужние женщины не распространяются о подобных деталях.
Глава 17
Проснулся Колин с головной болью. Переворачиваясь на спину, он ударился локтем о стену, и на секунду ему показалось, что он вновь оказался на корабле.
Затем он оцепенел. Черт возьми, куда это его занесло? Совершенно очевидно, что он находится отнюдь не в особняке самой элегантной женщины Англии.
В воздухе чувствовался запах жареного мяса. А сам он, похоже, лежал на кровати полностью одетый. Подушка под его головой была какая-то комковатая – таких в доме герцогини не могло быть не только в комнатах для гостей, но и, наверное, даже в помещениях для прислуги.
Колин приподнялся и сел, прислонившись к стене. Черт… Что же с ним произошло? Он смутно припоминал, что опять грезил под воздействием настойки опия. Все подробности сновидения не прорисовывались, но совершенно определенно, что на сей раз дело закончилось его полным удовлетворением.
Если не обращать внимания на головную боль, то Колин уже давно не чувствовал себя так хорошо с того момента, когда перед ним разорвалось пушечное ядро. При мысли, что он, как и прежде, очнулся в абсолютной темноте, Колин дотронулся до лица – повязка оставалась на месте.
Между тем открылась дверь и вошел Экерли. За полтора месяца, прошедших с того дня, как он утратил зрение, Колин обрел необычайную способность узнавать людей по походке, по тому, как их ступни попирают землю. Что касается Экерли, то тот передвигался не спеша, вразвалку. Наверное, если бы ему сообщили о пожаре в пороховом трюме, то он и тогда бы не ускорил шаг. Даже если бы ему сказали, что огнем охвачены фалды его сюртука, он еще с минуту подумал бы, прежде чем взглянуть на свой зад.
– Черт возьми, куда я попал? – сразу же спросил Колин.
– Мы остановились на постоялом дворе по дороге в Бат, мой капитан.
Ага… Следовательно, сейчас он на полпути к Арбор-Хаусу. Тогда понятно… Но каким-то образом из его сознания выпал немалый отрезок времени, потому что он совершенно не помнил, как садился в карету. В сущности, последнее, что он помнил, так это то, как говорил доктору, что не желает принимать настойку опия.
