– Конечно, она лакомый кусочек. Как известно, от женской красоты мужчина теряет рассудок. Думаю, она ловко соблазнила вас своим невинным видом, миловидностью и улыбками. Если вам дорога жизнь, вот вам мой совет: бросьте ее и бегите со всех ног.
– Разве я спрашивал у вас совета? – с невозмутимым видом спросил Эван. – Я просил предъявить доказательства, а не огульные обвинения. Вы улавливаете разницу?
Родерик злобно сверкнул глазами, но выражение его лица оставалось непроницаемым.
Эван сжал рукоять меча, что не ускользнуло от взгляда Родерика, который приподнялся в седле, словно намереваясь выхватить свой меч. Но Эвану было уже все равно, более того, он уже жаждал поединка, чтобы проткнуть обидчика и покончить раз и навсегда с этим делом.
Но Родерик не пошел на обострение. Он еще раз окинул взглядом ковер из разноцветных пледов на седле Эвана, словно взвешивая серьезность скрытых угроз.
– Будь по-вашему, Гилрой! – Родерик дернул коня за поводья, поворачивая назад. – Но запомните, крепко запомните – наш разговор не закончен.
Пришпорив коня, Родерик помчался в ту сторону, откуда приехал, а следом за ним поскакали его воины. Эван проводил их взглядом, пока они не исчезли из виду, подождал, пока не уляжется поднятая пыль, а затем, повернув своего коня, не спеша поехал назад к монастырю.
К своей будущей жене.
Когда Эван и его воины въехали на монастырский двор, он был пуст. Его пронзила мимолетная, странная до нелепости мысль, что Родерик хитро обманул его и, обогнав, разогнал весь монастырь. Но тут двери храма чуть приоткрылись, и из-за них высунулась голова настоятельницы. Оглядевшись по сторонам, голова опять скрылась за дверьми, которые тут же широко распахнулись, и прятавшиеся в храме монахини начали выходить во двор.
Из храма потекла река женщин, одетых во все темное, среди которых Грейс выделялась своим светло-серым нарядом, как голубка.
Спрыгнув с коня, он весело окликнул ее:
– Миледи!
Она вскинула на него глаза, их взгляды встретились.
– Родерик уехал?
– Да, уехал. Но он вернется, в этом у меня нет сомнений. Когда это случится, вас уже не должно быть здесь.
– Прошу меня извинить, – послышался рядом голос настоятельницы, – но немногим ранее, сэр Эван, я слышала, что вы нуждаетесь в священнике. Если вы не передумали, то отец Марк будет рад совершить обряд бракосочетания.
– Погодите! – Грейс явно разволновалась. – Мне надо сперва переговорить с сэром Эваном наедине.
Повинуясь красноречивому взгляду и жесту настоятельницы, находившиеся поблизости монахини исчезли в одно мгновение. Послушание – один из принципов, на котором основана жизнь в любом монастыре.
– Я послал одного из моих людей за помощью в клан Уоллеса. Воины Уоллеса будут охранять монастырь, а потом их сменят воины из другого клана.
– А что вы им сказали?
– Что Родерик питает ничем не обоснованную ненависть к моей невесте и угрожает не только ей, но и всему монастырю.
– Но это неправда. – Грейс подошла к нему вплотную. – Я действительно виновна, и ненависть Родерика вполне понятна.
– Грейс, забудем прошлое. Меня оно мало тревожит. Давайте думать о будущем, это намного приятнее и веселее.
Его игривое настроение вывело Грейс из себя.
– Боже, неужели ради моего приданого вы готовы закрыть глаза на все? – Грейс принялась ходить взад-вперед перед ним, вскидывая руки в негодовании. – Эван, разве можно отворачиваться от правды, если она вас не устраивает?
Он схватил ее за руку. Руки у нее были нежными, мягкими, они нисколько не походили на руки холодного, бессердечного убийцы.
– Ладно, Грейс, расскажите мне, как это случилось? Вы закололи его кинжалом? Удушили подушкой? Или подкупили кого-то, чтобы он нанес смертельный удар?
Грейс застыла на месте, зрачки ее глаз невероятно расширились. Эвану стало стыдно за свой шутливый тон, за невольное пренебрежительное отношение к тому, что, по всей видимости, причиняло ей столько страданий. Нет, она права. Надо раз и навсегда покончить с прошлым, чтобы оно больше не стояло между ними.
– Аластер умер от моей руки, – глухо проговорила она. – Я… я одна виновна в его смерти.
На миг Эвану стало страшно. А что, если правда окажется менее лицеприятной, чем он ожидал? А вдруг правда будет такой ужасной, что у него не хватит сил ни понять, ни простить ее?
– Хорошо, расскажите мне все, как было. – Его голос звучал серьезно и ласково.
– Ради чего? – вдруг вырвалось у Грейс.
– Ради нас обоих! – решительно ответил Эван.
Недолго поколебавшись, Грейс встряхнула головой и начала:
– На охоте Аластера тяжело ранил вепрь. У него была сломана нога в нескольких местах, была видна даже кость. Рана стала загнивать, мясо гнило и отмирало. Никакие лекарства не помогали. Родерик привез из монастыря лекаря-монаха. Но все было напрасно. Аластеру с каждым днем становилось все хуже и хуже. Жар усиливался. Мой муж таял на глазах. Его постоянно мучила боль. Монах наконец проговорился, что у него нет надежды на исцеление. Впрочем, он предлагал отрезать ногу, тогда, по его словам, появлялся маленький шанс. Когда Аластер узнал об этом, то попросил меня этого не делать, он говорил, что хочет умереть таким, каким он был, чтобы предстать перед Богом в цельном обличье.
– Что вы сделали?
Грейс молча смотрела на Эвана, в ее глазах стояли слезы. Тихо вздохнув, она продолжила:
– Я украла одно лекарство у брата Джона. Я брала понемногу несколько дней, чтобы он ничего не заметил. Когда этого средства накопилось достаточно, я однажды вечером дала его Аластеру вместе с вином.
– А он знал, что вы даете ему?
– Да, – ответила Грейс. – Он знал. Бо́льшую часть времени он лежал в беспамятстве, но когда к нему вернулось сознание, я спросила его… о его желании умереть. Он уверенно сказал, что это его последняя воля. Он настолько ослаб, что не мог уже сидеть в постели. Я принесла подушки, чтобы он мог упереться в них спиной и выпить вино. Я подала ему кубок… – Голос Грейс прервался, и она беззвучно заплакала. – Не знаю, откуда у него взялись силы, но он сам, без моей помощи, выпил все вино. Затем его пальцы ослабли, и он выронил кубок.
– Он быстро умер? – хриплым голосом спросил Эван.
– Мне показалось это вечностью. Хотя на самом деле, думаю, прошло минут пять-десять. Я встала на колени возле его постели и молилась, держа его за руку. Он дышал все тише и тише, потом рука еле заметно дрогнула, и я поняла, что все кончено.
Эван потупился в смущении. В душе он упрекал себя, горько упрекал, что, поддавшись минутному недоверию, начал было подозревать Грейс бог весть в чем, тогда как на самом деле все оказалось очень трогательным. Смерть Аластера оттенила лучшие качества Грейс – доброту, сострадание, заботу. Охваченный раскаянием, Эван молчал.
