Закрыв на мгновение глаза, Грейс попыталась унять возбуждение. Приведя мысли в порядок, она склонилась к менее напористому варианту: она не пойдет к Эвану, но сделает так, чтобы он сам пришел к ней, прямо сейчас. Ни в коем случае нельзя было упускать такой благоприятный момент.
Эван потерял дар речи. В его воображении кружились разнообразные эротические видения: вот он целует чувственные алые губы, вот он касается… Боже, кто эта соблазнительница, сидящая перед ним, бесстыдно выставив напоказ свои прелести? Как она искусно дразнит его, буквально сводя с ума!
Эван вытер разгоряченный лоб. Он представил, как целует ее нежную, порозовевшую от купания кожу, как упирается лицом в ее упругую грудь и покусывает ее, как он вдыхает исходящий от ее кожи аромат.
Его плоть пришла в возбуждение от видений, вызванных разыгравшейся фантазией. Грейс была такая соблазнительная, очаровательная, манящая. Такая желанная. И это все принадлежало ему.
Эван терзался – как же он хотел ее! Но нет, только не здесь и не сейчас. Как же он мучился все эти дни! Жениться на женщине своей мечты и не быть с ней. Его совесть и честь боролись с желанием и в конце концов победили.
Грейс была благородной леди, родом из знатного могущественного клана, поэтому заниматься любовью с ней в походной палатке, в холоде и сырости, под звуки капавшего дождя как-то не помещалось в голове Эвана, выходило за границы его представлений о приличиях.
Нет, Грейс заслуживала более почтительного отношения. Уютной спальни, горящего огня в камине, широкой удобной постели, устланной шелковой простыней. Нежной страсти, романтической любви наряду с уважением, не меньшим, чем само чувство. Эвану была нужна не столько физическая, сколько духовная близость с этой женщиной, которая должна была стать его надежной опорой, верной спутницей.
Надо было уходить из палатки, и как можно скорее! В противном случае его благородным намерениям грозил крах. Надо было всего лишь повернуться и, сделав два-три шага, выйти на воздух.
Прошла минута. Другая. А Эван так и стоял на месте, не в силах пошевельнуться и отвести от нее глаз.
– Мне тяжело без тебя, Эван, – прошептала Грейс.
– Как так без меня? – удивленно приподнял он брови. – Я почти весь день еду рядом с тобой.
Грейс пожала плечами. Вода заколыхалась, и ее груди слегка качнулись. У Эвана пересохло во рту. Он представил, как обхватывает губами ее сосок и начинает играть с ним языком.
– Ты рядом, и вместе с тем тебя нет возле меня. Ты больше не улыбаешься мне и не поддразниваешь меня, как прежде. Ты как-то незаметно отдалился от меня, даже отгородился. Я как будто против твоей воли вторгаюсь в твою жизнь, и это меня огорчает.
Эван заморгал от удивления. Ее простые, проникновенные слова без какого бы то ни было упрека или намека на жалость к самой себе больно задели его. Он почувствовал себя виноватым перед ней. В его памяти еще были свежи брачные клятвы, в которых содержалось обещание сделать ее счастливой.
– Ты моя жена. Я должен уважать тебя и беречь твою честь, как самое дорогое, что есть на свете.
– Ты не любишь меня, – хриплым голосом промолвила Грейс.
– Не люблю?! Боже, как это могло прийти тебе в голову?
Потеряв душевное спокойствие и забыв о своих намерениях, Эван машинально сделал два-три шага к ней. Очутившись рядом с ванной, он ощутил смешанный аромат шалфея, лаванды и женского тела.
– Ты сожалеешь о том, что женился на мне?
– Что за чушь!
Грейс повесила голову, вид у нее был самый что ни на есть печальный.
– Тогда, может быть, ты хотя бы поцелуешь меня? – прошептала она.
От умоляющих ноток в ее голосе у Эвана защемило сердце, и вслед за этим его охватило неудержимое желание утешить ее. Оно как сверкающая молния пробежало по его телу; то, что так долго он сдерживал внутри себя, вырвалось наружу и понесло его вперед. Тихо зарычав, хотя рычание прозвучало, словно отголосок далекого грома, он обнял ее и прижал к груди.
Поцелуй вышел долгим, страстным, пожалуй, даже грубым. Он целовал Грейс жадно, вторгшись своим языком внутрь ее рта. Она удивленно вскрикнула и тут же ответила столь же страстным и жадным поцелуем, в котором скрывалось обещание столь же горячего и страстного чувства.
Желание овладело Эваном. Он с новой силой принялся целовать и ласкать ее, и когда знакомая дрожь пробежала по телу Грейс, когда она призывно потерлась о него раздвинутыми бедрами, Эван вдруг опомнился, вспомнил о своих благих намерениях – относиться к ней почтительно, как к леди.
Разозлившись на самого себя, Эван отстранил ее и, тяжело дыша, произнес:
– Довольно! Нам надо остановиться, или я потеряю голову!
– Зачем останавливаться? – прошептала Грейс. – Думаю, тебе будет так же приятно, как и мне. Я, как и ты, тоже почти потеряла голову.
Эван замотал головой:
– Ты не понимаешь. Я отношусь к тебе как к леди.
– Откуда вдруг такая щепетильность? – удивилась Грейс и, рассердившись, закончила: – Не хитри, дорогой! Ни за что не поверю, что раньше ты никогда не занимался любовью с какой-нибудь леди, без лишних слов завалив ее в постель.
Ее возмущение задело Эвана. Он действовал из лучших побуждений, а она так превратно истолковала его намерение, более того, явно обиделась.
Он был совершенно растерян. Роли переменились, и если прежде он затаскивал в постель женщину, то теперь она тащила его, а он сопротивлялся. Черт возьми, что это с ним происходит?! Куда катится мир?!
– Грейс, ты не просто леди, ты одновременно моя жена. Я не могу заниматься любовью, когда в пяти шагах от нас спят мои люди, а тонкие стенки палатки пропускают любой звук. Это неприлично.
– Да что ты говоришь? Я и не знала, что ты такой блюститель приличий и что твои воины такие нежные и чувствительные создания.
В словах Грейс было столько едкого сарказма, что Эван растерялся. Он хотел как лучше, а вышло совсем наоборот. Грейс была сердита на него, и он догадывался, что тому причиной.
– Как ты не понимаешь? Я, как муж, должен охранять и тебя, и твою честь.
Грейс нахмурилась:
– Раньше мы только целовались. С чего ты взял, что я буду кричать во время нашего соития.
Эван чуть было не рассмеялся от ее слов, но сумел сдержаться.
– Дорогая, будь уверена, от твоих сладострастных криков проснутся ангелы на небесах, а от моих – черти в аду.
– Это чистейшей воды хвастовство. На словах все герои, а вот на деле…
Слова Грейс были вдвойне обидны, потому что она не только сомневалась, но и насмехалась над ним. В конце концов, что это на него нашло? Почему Эван так печется о ее репутации и нежных чувствах, тогда как ей это совершенно безразлично?
