Ужасно перепугавшись, девушка бросилась на колени и начала собирать рассыпавшееся зерно в кучу и пересыпать его назад в короб.
– Теперь этот овес никуда не годится, даже собаки не будут его есть, – вдруг произнесла в сердцах леди Мойра. – Это уже не зерно, а смесь из грязи, соломы и камешков.
Глаза девушки были полны слез.
– Я их выберу, миледи.
Слезы побежали по щекам девушки. Она начала вытаскивать солому и самые крупные камни, но грязь и песок невозможно было удалить, поэтому скоро все еще больше перемешалось.
Некоторые служанки с явным сочувствием поглядывали на провинившуюся девушку, но благоразумно помалкивали. Грейс вспомнила ее имя – Хелен. Она казалась простодушной, медлительной, немного глуповатой, но вместе с тем исполнительной и трудолюбивой. Говорила она невнятно, глаза были наивными, как у ребенка, поэтому над ней часто посмеивались и подшучивали. Движимая чувством сострадания, Грейс присела рядом с девушкой. Конечно, это могло вызвать гнев у леди Мойры, но сочувствие к бедной Хелен оказалось сильнее.
– Не огорчайтесь так, Хелен. Это просто досадный промах. Каждый из нас в жизни когда-нибудь попадал в подобное положение.
– Я… я… – Хелен всхлипнула и вытерла слезы тыльной стороной ладони. – Я не хотела… это вышло случайно.
– Конечно, никто не сомневается, – живо согласилась Грейс. – Надо просеять эту грязную кучу, отделить зерно от мусора.
– Я сейчас схожу на кухню за ситом, – тут же вызвалась помочь Дирдре.
Грейс заметила, как нахмурилась леди Мойра, как сердито сузились ее глаза. Да не все ли равно?! Хелен – бедная, глуповатая, но ведь она старается по мере своих сил, добросовестно трудится.
Грейс помогла Хелен просеять несколько порций зерен с мусором, а потом девушка сама успешно закончила всю работу. Но когда она, улыбаясь, вставала, то случайно – видимо, у нее затекли ноги – оступилась и неловким взмахом руки опрокинула кувшин с вином. Упав на пол, сосуд с треском разбился, а брызги вина разлетелись в разные стороны.
Все вскрикнули: кто-то отстранился, кто-то отскочил, и только одна леди Мойра стояла с побелевшим от негодования лицом, так как весь перёд ее платья оказался забрызганным вином. Ей не повезло. Не повезло также и Хелен.
– Дать бы тебе оплеуху, а то и две! – в сердцах бросила леди Мойра.
– Конечно, миледи, я заслужила наказание. – Хелен виновато опустила голову.
– Говорят, что от тебя вообще мало проку.
– Верно, миледи, мало. – Голова Хелен опустилась еще ниже.
– Но я не верила этим сплетням, – сказала леди Мойра.
– Да, госпожа, вы всегда были очень добры ко мне. – Хелен взглянула на нее благодарными глазами. – Мне очень жаль, что я испортила ваше платье.
У Грейс едва глаза на лоб не полезли от удивления. Леди Мойра была добра, да еще к Хелен?!
– Хорошо, Хелен. – Голос леди Мойра заметно смягчился. – Надеюсь, вы вместе с прачкой отстираете как следует платье, только не переусердствуйте и не порвите его.
– Хорошо, миледи, – сквозь слезы улыбнулась Хелен.
– Пойдем ко мне, поможешь мне переодеться, а затем заберешь платье, пока пятно еще свежее.
После того как леди Мойра и Хелен ушли, все, кто остался, вернулись к прерванной работе. Грейс не знала, что и думать: мать Эвана не только не наказала Хелен, но и даже была к ней добра и снисходительна. Леди Мойра, о суровости и жесткости которой ходили легенды, оказалась способна на сочувствие и жалость?
В груди Грейс затеплилась надежда: как знать, может, со временем у леди Мойры проснется сочувствие и к ней.
…К концу недели Грейс с гордостью поглядывала на те улучшения, которые ей удалось внести в жизнь замка. Засеянный огород, открытая ткацкая мастерская и, конечно, изготовленное третье кресло для леди Мойры, более скромное, но тем не менее все это, вместе взятое, переполняло душу Грейс радостью.
Несмотря на все свои достижения, Грейс испытывала смутное чувство то ли досады, то ли недовольства. Одним словом, ее счастье было неполным. Эван трудился не покладая рук и не щадя себя, стараясь придать величие пожалованному ему королем замку. То, что мучило Грейс, передалось ей от Эвана. Дело в том, что у Эвана не было законного титула или звания, которые он мог бы передать своим наследникам.
И вот тут-то у Грейс возникла идея, но для ее осуществления нужна была помощь брата. Для этого надо было связаться с Маккенной. Грейс ломала голову над тем, как это сделать, чтобы не вызвать никаких подозрений у Эвана, как вдруг ей на помощь пришел счастливый случай. Эван сообщил о своем намерении отправить на юг несколько человек для того, чтобы кое-что обменять на продовольствие.
– А посланные тобой люди будут проходить по землям Маккенны?
– Возможно, – уклончиво ответил Эван. – А почему ты спрашиваешь? Наверное, тебе хочется кое-что узнать о брате и его семье?
– Угадал. Я давно не получала никаких известий о них. Даже не знаю, кто родился у Эйлин, мальчик или девочка, а ведь она должна была уже родить.
– Прости меня, дорогая. Конечно, я велю своим людям заехать к Брайану и узнать все новости.
– Чудесно! В таком случае я напишу брату коротенькое письмо.
Эван нахмурился:
– Зачем тебе писать? Что такого ты хочешь сообщить брату?
Его голос звучал резко, вид сразу стал настороженным. Эвану явно не понравилось ее предложение послать письмо. Но почему? Что тут плохого? Грейс в полной растерянности начала объяснять свое желание, казавшееся ей вполне естественным.
– Раз выпала такая возможность, то почему бы ею не воспользоваться? Я же послала им весточку о нашем браке, в ней я попросила брата послать кое-какие подарки для обитательниц монастыря, поскольку почти все, что я везла с собой как вклад в монастырь, стало моим приданым. Кроме того, мне хочется самой сообщить Брайану и Эйлин, что у нас все прекрасно, что я счастлива. Впрочем, если хочешь, то можешь прочитать мое письмо, я ничего от тебя не скрываю.
Однако от ее слов Эван нахмурился еще сильнее, выражение его лица стало сурово-мрачным. Молча он смотрел прямо перед собой. Грейс никак не могла понять, что с ним происходит. Наконец он взглянул на нее, и в его глазах мелькнуло смущение. Вдруг Грейс осенило.
Эван не умел читать. И писать, конечно, тоже. Только дети из знатных семей имели право и возможность получить образование, незаконнорожденным предназначался жалкий удел.
Эван откашлялся, а потом задал довольно нелепый вопрос:
– Оказывается, ты умеешь писать? Несколько необычно для женщины.
У Грейс заныло сердце. Ей было больно видеть, как ее гордый, смелый и сильный муж стесняется своей неграмотности.
– Тут нет ничего странного. Я воспитывалась в монастыре, там меня научили читать, писать, считать. Меня даже прочили в будущем на место настоятельницы.
