– Раньше я летал – туда-обратно за трое суток оборачивался. На кораблях мне не с руки.
– Не любишь корабли?
– Я власть не люблю, на море или на суше.
– Власть?
– Власть. Абсолютную власть. Закон моря.
– Капитана, что ли?
– Знаешь, последним по-настоящему свободным кораблем был «Баунти»
[64]
.
Из-за тюков на палубе доносился хриплый шепот. Люди поднимались, шевелились между сгустками тени.
– Что это они?
– Раздают желающим капсулы с цианидом.
– Правда, что ли?
– Бывает и такое. Часто.
– Эх, Мехму, умеешь ты тоску нагонять!
– Тебе взять капсулу, пока не кончились?
– Твое предложение весьма обнадеживает.
– Так взять или нет?
– Спасибо, не надо. Я предпочитаю отбиваться до последнего.
Суматоха на палубе усилилась. Старпом с матросами-филиппинцами вышел на бакборт. Матросы сдернули брезент с бухт каната и веревочных трапов, начали спускать их за борт.
– Иди в каюту, собери вещи, – велел Мехму. – Я тебя у трапа подожду.
По сравнительно пустому правому борту я пробрался в каюту экипажа к своей койке, засунул крошечный пистолетик и коробку патронов в полиэтиленовый мешок, прочно обернул его изолентой и уложил в рюкзак. Потом стянул куртку и свитер, нацепил тяжелый жилет и снова оделся.
В жилет были зашиты двадцать килограммов золотых слитков и двадцать восемь незаполненных паспортов. Я с усилием застегнул молнию на куртке и стал расхаживать по каюте, приноравливаясь к излишнему весу.
На койке лежал раскрытый блокнот – свидетельство безуспешных попыток написать рассказ. Я поставил себе трудную задачу: написать о счастливых, добрых людях в счастливом, добром мире, совершающих счастливые, добрые дела. Рассказ не удавался.
Я сгреб блокнот, ручку и все остальное, запихнул в рюкзак и направился к выходу. У порога я потянулся к выключателю и краем глаза заметил свое отражение в зеркале на двери.
Неприкрытая правда о путешествиях по дальним странам и континентам, разительно отличающимся от твоей родины, состоит в том, что иногда приходится действовать по наитию. Судьба, ненадежный проводник, в любой момент может завести путника в запутанный лабиринт познания и любви, в длинный туннель опасных приключений. Путешественникам хорошо известен этот последний миг перед дорогой, последний долгий взгляд в зеркало: «Ну что, поехали?!»
Я выключил свет и вышел на палубу.
Люди рядами выстроились у трапов. Старпом хриплым шепотом отдал команду, и нелегалы стали сходить за борт.
Я пристроился в конец очереди и зашаркал вперед. Один из матросов раздавал спасательные жилеты, помогал надеть и закрепить их.
Рядом с ним стоял Мехму.
– Мой тоже возьми, – сказал он мне, дождавшись, пока матрос не наденет на меня жилет.
Наши глаза встретились. Мехму знал, что меня и двадцать килограммов золота один спасательный жилет на воде не удержит. Матрос протянул мне второй жилет, вручил небольшую металлическую вещицу и подтолкнул вперед.
– Что это? – спросил я, остановившись чуть поодаль от бортика.
– Кликер, – ответил Мехму.
Я посмотрел на детскую игрушку – при нажатии две жестяные пластины звонко щелкали – и сдавил ее пальцами.
Щелк-щелк.
– Если попадешь в воду, не отделяйся от остальных, – сказал Мехму.
– От остальных?
– Шлюпка вернется, – пояснил он, – а корабль будет дрейфовать в километре отсюда, пока мы не убедимся, что все в порядке.
– В километре отсюда?
– Если вдруг что заметишь, пощелкай, дай знать, где ты. Обычно его в зубах держат, чтобы не потерять, вот так. – Он взял у меня кликер – розовую стрекозу, – зажал его зубами и поглядел на меня.
Мехму с розовой стрекозой в зубах отправлял меня в океан.
– Это из фильма, – объяснил он. – «Самая длинная война», что ли…
– «Самый длинный день»
[65]
.
– А, точно. Ты его видел?
– Ага. А ты?
– Нет, а что?
– Посмотри при случае. Спасибо тебе, Мехму. Приятное было плавание, хоть я и корабли не люблю.
– Я тоже не люблю. Слушай, если встретишь толстушку лет тридцати, ростом примерно метр шестьдесят пять, в голубом хиджабе – ни в коем случае не показывай ей пистолетик.
– Ты его у нее украл?
– Ну, вроде того.
– Она друг или враг?
– А какая разница?
– Большая.
– Тогда и то и другое. Это жена моя.
– Жена?
– Ага.
– Ты ее любишь?
– Безумно.
– И если она увидит у меня этот пистолетик, то…
– Она тебя убьет, – ответил Мехму. – Бывает и такое. Часто. Жена у меня грозная.
– Значит, толстушка лет тридцати в голубом хиджабе. Так?
– Так. Между прочим, ее так зовут. Ну, подпольная кличка.
– Какая?
– Товарищ Голубой Хиджаб, вот какая.
– Голубой хиджаб?
– Ну да.
– Ладно, – протянул я. – Спасибо, что предупредил.
– Не за что, – улыбнулся он. – Я всех предупреждаю. А ее до смерти люблю за то, что она такая грозная.
– Я так и понял.
– И по дороге к берегу не забывай простое правило: если кто-то захочет столкнуть тебя с места в шлюпке, вышвырни обидчика за борт.
– Бывает и такое?
– Часто.
– Эй, ты! – прохрипел старпом, наставив на меня палец.
Я подошел к борту, перелез через ограждение и начал карабкаться по веревочному трапу.
Спуск оказался неожиданно трудным: лестницу мотало над водой, приходилось изо всех сил цепляться за веревки и перекладины. Вдобавок трап шлепнуло о стальную обшивку корпуса, и я до крови ободрал незащищенные пальцы.
Даже с нижних ступенек три шлюпки казались крохотными рыбками-лоцманами под шершавым боком громадной акулы. В отличие от спасательных лодок на палубе шлюпки, точнее, рыбацкие лодки-плоскодонки были оснащены моторами. Мы стояли в открытом океане. Переполненное утлое суденышко угрожающе покачивалось на волнах. Я спустился на последнюю ступеньку и вдохнул запах рыбы, насквозь пропитавший лодку.
