Вдали прозвучал звон храмового гонга, молитвенный речитатив. Еще откуда-то донесся азан – призыв муэдзина к молитве, звонкий и напевный.
«Я дома?» – спросил я себя.
Мне нужен был дом. Любой.
«Найду ли я здесь ее?»
Мне хотелось любви – всеобъемлющей и взаимной.
«Здесь ли она?»
Я глядел на перекресток, ждал ответа, а внизу сказочными драконами кружили белые, красные и желтые огни автомобилей.
Глава 38
В «Тадж» я пришел слишком рано. У подъезда из лимузинов выходили кинозвезды, приехавшие на банкет в честь нового фильма. Я припарковал байк под пальмами напротив гостиницы и ждал, пока время медлительной улиткой не доползет до восьми – назначенного Карлой часа.
Сквозь широкие двери гостиничного вестибюля было видно, как у стенда спонсоров знаменитости позировали для снимков на фоне названий фирм, оплативших секунды и минуты рекламного времени. Вспышка, еще одна, повернитесь направо, теперь налево – почетных гостей фотографировали, как арестованных преступников для полицейского досье.
Наконец поток лимузинов схлынул, репортеры разбежались в поисках других новостей, стенд спонсоров разобрали. Просторный вестибюль, где не один десяток лет дождливыми вечерами индийские мыслители обсуждали с единомышленниками и противниками свои великие идеи, опустел и приобрел деловитый вид.
Ничего страшного, что я прибыл слишком рано. Я направился к заднему ходу, где стоял знакомый охранник, взошел по широким ступеням к номеру Карлы, постучал. Она распахнула дверь.
Карла, босоногая, в черном шелковом комбинезоне без рукавов, с застежкой-молнией впереди, собрала волосы в пучок на шее и скрепила тонким серебряным ножичком для разрезания писем. Дамасский клинок в волосах – в этом вся Карла.
– Ты рано, – сказала она на пороге, не приглашая меня войти.
– Я всегда или рано, или поздно.
– Весьма подходящая способность для такого, как ты. Так и будешь на пороге стоять?
– Спасибо, я войду.
– Риш! – позвала она, оборачиваясь. – Мы закончили.
Риш, один из Лизиных партнеров по галерее, подбежал к двери.
– Ох, Лин, такое несчастье, – вздохнул он, обеими руками сжимая мне ладонь. – Лиза… Я вне себя от горя.
Он протиснулся между нами и поспешил к выходу по коридору. По очень длинному коридору.
– Лишь глупец станет горевать так, что выйдет из себя, – заметила Карла. – Входи, Шантарам. День сегодня бесконечный. – Она прошла в гостиную и уселась на банкетку у окна. – Смешай мне коктейль, пожалуйста. Ненавижу смешивать коктейли.
Я закрыл дверь и запер ее на замок.
– Что тебе налить?
– «Счастливую Мэри».
– «Счастливую Мэри»? Это что?
– То же самое, что «кровавая Мэри», только без красных частичек. И лед. Побольше льда.
Приготовив коктейль, я отнес бокалы к окну и сел рядом с Карлой.
– За что пьем? – спросила она.
– За сбежавших в гневе? – предложил я.
Она рассмеялась:
– Давай лучше выпьем за прошлое, Шантарам.
– За павших друзей.
– За павших друзей, – согласно кивнула она, чокнулась со мной, сделала большой глоток и отставила бокал. – Слушай, тебе надо успокоиться.
– Я вполне спокоен.
– Не ври. Я только что сделала тебе четыре намека – глупцы, счастье, кровь и лед, – а ты ни на один не отреагировал. На тебя это не похоже. На нас с тобой это не похоже.
– На нас с тобой?
Она с улыбкой наблюдала, как я осмысливаю услышанное, а потом спросила:
– Почему тебе так хочется узнать, кто дал Лизе рогипнол?
– А тебе не хочется?
Она снова взяла бокал, задумчиво посмотрела на него, сделала еще один большой глоток и перевела взгляд на меня:
– Если я или ты узнаем, кто это сделал, мне наверняка захочется его убить. За такое всегда хочется убить. Ты к этому готов?
– Карла, я должен знать, что случилось с Лизой. Она этого заслуживает.
Она оперлась ладонями о колени, резко выдохнула, встала и подошла к письменному столу, где вытащила из сумочки латунный портсигар, такой же как у Дидье. Потом, не оборачиваясь, закурила косяк.
– А я-то надеялась, что сегодня мне это не понадобится, – пробормотала она между затяжками.
Я глядел на силуэт, окутанный черным шелком, и во мне стонала любовь.
– Либо это, – продолжила Карла, по-прежнему не оборачиваясь, – либо бутылкой по голове.
– Ты о чем?
Она затушила окурок, извлекла из портсигара еще пару косяков, вернула портсигар в сумочку и подошла к банкетке.
– Вот, догоняй, – велела Карла, протягивая мне самокрутку.
– Мне и так хорошо.
– Иди к черту, Шантарам. Кури уже.
– Ладно…
Я затянулся. Всякий раз, как я порывался что-то сказать, она снова подталкивала ко мне косяк. Наконец я улучил минутку и произнес:
– Знаешь, ты меня сегодня дважды к черту послала.
– Так пошли и ты меня, если тебе от этого станет легче.
– Нет, я…
– Давай не стесняйся. Тебе точно станет легче. Скажи: «Иди к черту, Карла». Скажи: «Не доводи меня, Карла». Ну, вперед. Говори. «Иди…» – ну?
Я поглядел на нее и ответил:
– Не могу.
– А ты попробуй.
– Как сказать заре: «Иди к черту»? Как сказать такое галактике?
Она улыбнулась, но во взгляде сквозил гнев. Я не понимал, что она замышляет.
– Послушай, давай начистоту, – сказал я. – Я хочу выяснить, что случилось с Лизой. Мне хочется во всем разобраться – и ради Лизы, и ради нас. Понимаешь? Надо решить…
– От решения до мщения тропинка обрывистая, – ответила она. – С обрыва многие срывались.
– Я срываться не собираюсь.
– Я все о тебе знаю, Лин, – рассмеялась она.
– Все?
– Практически.
– Точно знаешь?
– Проверь, – мурлыкнула она.
Я улыбнулся, но внезапно сообразил, что она не шутит.
– Ты серьезно?
– Кури свою траву.
Я затянулся.
– Любимый цвет: голубой с зеленью, цвет листьев на фоне неба.
– Черт, и правда ведь, – признал я. – А любимое время года?
– Муссон, сезон дождей.
– Любимый…
