– С чего ты взял? – недовольно поморщился он.
– А кто нанял маньяков меня охранять? Ты большой шутник, Абдулла. И Лизу всегда умел развеселить, помнишь?
Лиза…
Абдулла остановившимся взглядом посмотрел вдаль, на газон; на скулах заходили желваки. Студенты играли в крикет, гоняли по полю футбольный мяч, кувыркались на траве, приплясывали ни с того ни с сего или нежились на расстеленных покрывалах под утренним солнцем.
Лиза…
– Я и не знал, что ты был ее ракхи-братом, – вздохнул я.
– Грядут большие перемены, – сказал Абдулла, глядя мне в глаза. – Может, в следующий раз увидимся на моих похоронах. Поцелуй меня по-братски и помолись за меня, чтобы Аллах простил мои прегрешения.
Он поцеловал меня в щеку, шепнул слова прощания и ловко смешался с толпой студентов в арке университетских ворот.
Стадион, окруженный длинной решетчатой оградой, казался огромным зеленым сачком, которым солнце ловило юные умы. Я поискал взглядом Винсона и Ранвей, но они исчезли.
Когда я вернулся к своему мотоциклу, Абдулла уже уехал – время шло к полудню, нас могли заметить. Кто знает, когда и как мы с ним снова увидимся.
В мастерской на причале Сассуна я передал Викранту сломанную саблю, завещанную мне Кадербхаем. Как обычно, сперва Викрант предлагал самую дешевую починку, заручался моим согласием, а затем начинал подробно объяснять все недостатки такого подхода и переходил к обсуждению варианта подороже, но, разумеется, не без своих недостатков. Естественно, за этим следовал еще один вариант, а потом еще один, и так далее. Вот уже много лет я пытался заставить оружейных дел мастера сразу приступать к обсуждению единственно верного и приемлемого способа решения проблемы, но безрезультатно.
– Викрант, нельзя ли побыстрее? Я согласен на самую высокую цену, ты же знаешь. Сил моих нет терпеть, раздражает вся эта канитель.
– Без раздражения в жизни не обойтись, – рассудительно заметил Викрант. – Другое дело, что есть правильное раздражение, а есть неправильное.
– Как это?
– Вот взять, к примеру, меня – я обязан вызывать раздражение у заказчика, это часть моей профессии. А ты раздражаешь людей без всякой на то причины.
– Неправда!
– Правда. Вот мы с тобой разговариваем, а ты меня раздражаешь.
– Да ну тебя! Ты мне саблю починишь или нет?
Он еще раз осмотрел клинок, с трудом сдерживая улыбку.
– Починю, – наконец произнес он. – Но по-своему. Тут в рукояти изъян есть, так что придется обойтись третьеразрядной починкой.
– Ну и пусть.
– Нет, ты не понимаешь, – ответил он, покачивая саблю на ладонях. – Если я ее по-своему починю, она никогда больше не сломается. Я починю ее навечно, но это уже будет не та сабля, с которой ходили в битву предки Кадербхая. Она станет другой. У нее будет иная душа.
– Ясно.
– Чего ты хочешь: сохранить историю или сохраниться в истории? – улыбнувшись, спросил Викрант.
– Шутник ты, однако. Я хочу сохранить саблю. Мне ее доверили. Если она еще раз сломается, кто знает, сможет ли следующий владелец ее починить. Так что чини ее по высшему разряду, Викрант, чтобы уж навечно. Переделай, если считаешь нужным, только не показывай, пока не закончишь, а то я от печальных мыслей не отделаюсь.
– Тебе клинок печальные мысли навевает или то, что тебе его доверили?
– И то и другое.
– Тхик, Шантарам.
– Значит, договорились. Да, спасибо за добрые слова о Лизе. Дидье мне передал. Я тронут.
– Хорошая она была, – вздохнул он. – Ушла от нас в лучший мир.
– Да, в лучший мир, – согласно кивнул я.
Хоть мы и считаем нашу жизнь худшей из всех возможных, лучших мест я избегал.
Весь день я провел с продавцами валюты, объездил все торговые точки – и у фонтана Флоры, и на мысе Нариман-Пойнт, и в мангровых зарослях залива Бэк-Бей, – по крупицам собрал информацию о бандитских разборках, ознакомился с обменным курсом, выслушал предсказания о его изменениях, сверился с записями Дидье, зафиксировал основных конкурентов, выяснил, в каких ресторанах нас привечали, а в какие не пускали, узнал, как часто следует платить полицейским, кому доверять, а кому нет, в каких лавках занимаются темными делишками и сколько стоит каждый квадратный сантиметр территории черного рынка в Колабе.
Разумеется, преступления приносят доход, иначе бы их не совершали. На преступности зарабатывают быстрее и больше, чем на Уолл-стрит. Но и на Уолл-стрит есть полиция. Вот в полицию я и отправился, прежде чем вернуться в трущобы, к Диве и Навину.
Я вошел в кабинет Дилипа-Молнии.
– Не садись, – буркнул он, кивая на кресло и внимательно оглядывая меня с головы до ног. – Зачем пришел?
Он прекрасно помнил, что недавно избил меня.
– Дилип-джи, – вежливо начал я, – я теперь работаю самостоятельно, и хотелось бы уточнить, кому теперь платить – вам или инспектору Патилу. Смею надеяться, что все-таки вам, потому что с инспектором договариваться сложно. Впрочем, если вы сообщите ему, что я такое сказал, я буду все отрицать.
Копы в дверях рассмеялись. Дилип-Молния зыркнул на них, и смех оборвался.
– Заприте этого типа в кутузку, – приказал Дилип. – И кулаков не жалейте.
Полицейские двинулись ко мне.
– Эй, я пошутил, – хмыкнул Дилип и предостерегающе поднял руку. – Пошутил, кому говорят.
Констебли захохотали. Я тоже рассмеялся – а что, неплохая шутка – и предложил:
– Пять процентов.
– Семь с половиной, – тут же ответил Дилип. – И в следующий раз я позволю тебе присесть в кресло.
Полицейские снова разразились смехом. Я смеялся вместе с ними – еще бы, ведь я ожидал, что Дилип-Молния потребует как минимум десять процентов.
– Договорились, – кивнул я. – Умеете вы торговаться, Дилип-джи, недаром у вас жена – марварка.
Марвари – каста торговцев и ростовщиков из североиндийского штата Раджастхан – славятся своим умением вести дела, а жена Дилипа-Молнии славилась умением тратить деньги быстрее, чем он их выколачивал из заключенных.
При упоминании жены Дилип помрачнел и недовольно скривился. Как известно, на всякого садиста найдется садист похлеще – главное знать, кто именно.
– Пошел вон!
– Спасибо, сержант-джи, – почтительно сказал я и направился к выходу.
Полицейские, которые недавно меня избивали, с улыбками попрощались со мной. Это тоже было по-своему смешно.
Глава 50
Я оставил байк у входа в трущобы и отправился к Джонни, но его не застал, а потому пошел в соседнюю лачугу, проведать Навина и Диву. Негодующие восклицания Дивы я услышал издалека.
