О мадам Жу никаких вестей не было – никто ее не видел, никто о ней не слышал. Слово «кислота» обжигало рассудок, но понапрасну тревожить Карлу я не желал, поэтому не выпытывал, с кем она встречается. Мне хотелось лишь удостовериться, что она в безопасности, и я при любом удобном случае присматривал за ней.
Выяснилось, что она все дни проводит либо в редакции газеты с Кавитой Сингх, либо в галерее Лизы. Поговорить с Карлой тоже не удавалось, хотя я всегда знал, где она находится. Это сводило меня с ума.
Я стал раздражителен и вспыльчив, вдрызг разругался с торговцами валютой, так что они не вручали, а обиженно швыряли мне пачки денег и советовали научиться владеть собой. На третий день мне стали советовать различные способы справиться с моим гневом: проститутки, наркотики, бандитские разборки, даже взрывчатка.
– Чтобы выбросить из головы мысли о женщине, обязательно надо что-нибудь подорвать, – сказал один приятель. – Я сам этим часто занимаюсь. Все думают, что теракт, а это я так в себя прихожу.
Мне не хотелось ничего взрывать, но я, обезумев от любви и отчаяния, обратился за советом к специалисту.
– Ты от любви ничего не взрывал? – спросил я своего цирюльника Ахмеда.
– Нет, в последнее время не взрывал, – ответил он.
Ахмедов салон красоты был традиционной индийской цирюльней, отчаянно сопротивлявшейся превращению в современную парикмахерскую. В салоне стояли три красных кожаных кресла с хромовыми поручнями – вызывающе мужские. Никто из моих приятелей не мог устоять перед их обольстительным очарованием. С фотографий, заткнутых за рамы настенных зеркал, смотрели несчастные физиономии Ахмедовых клиентов – за право сфотографировать жертву хозяин предлагал бесплатную стрижку. Снимки служили предупреждением для недогадливых посетителей – на бесплатное обслуживание соглашаться не стоило.
Ахмед, как и все цирюльники, обожал черный юмор, но был демократом до мозга костей, и мы это ценили. В его салоне приветствовались любые мнения и царила неограниченная свобода слова. Только у Ахмеда мусульмане и индусы могли называть друг друга ханжами и лицемерами, не доходя до рукоприкладства. Здесь оголтелые фанатики свободно излагали свои взгляды, но посетителям все прощалось, едва лишь они выходили за порог. Казалось, в салоне у Ахмеда клиентам дают сыворотку правды.
Опасная бритва Ахмеда была острее усов велокиллеров. Те, кто обитает вне законопослушного общества, редко по своей воле подставляют шею под опасную бритву в чужих руках. Ахмеду доверяли безоговорочно: как настоящий мастер своего дела, он не мог зарезать клиента – этого не позволял неписаный кодекс цирюльника. Убивать он предпочитал из пистолета – такой же пистолет Ахмед продал мне пару месяцев назад, и теперь оружие хранилось у Тито. Памятуя о кодексе цирюльника, я бесстрашно откинул голову на спинку кресла и расслабился, уверенный в том, что выбреют меня гладко, без единой царапинки.
Наконец Ахмед обернул мою нежную после бритья кожу до боли горячим полотенцем, а потом, удовлетворившись результатом пытки, театральным жестом тореадора скинул с моих плеч простыню, ловко стряхнул волоски, припудрил выбритые места на шее и предложил свой фирменный одеколон, единственный в заведении, – «Амбрэ д’Ахмед».
Профессиональные заботы Ахмеда развеяли мое возбуждение. Я умиротворенно похлопал по щекам, и тут в салон вбежал Данда с криком:
– Ах ты, мразь!
Данда – и я в облаке «Амбрэ д’Ахмед».
Я оборвал его на полуслове. Меня не интересовало, отчего он набросился на меня с руганью. Мне было все равно, чего он добивается. Я схватил его за грудки, влажной от одеколона ладонью хлопнул по багровому уху и продолжал сыпать затрещинами до тех пор, пока он не вырвался и не убежал. Я распахнул дверь цирюльни и помахал Ахмеду на прощание:
– Аллах хафиз, Ахмедбхай.
– Погоди! – Цирюльник подошел ко мне и заботливо поправил воротник безрукавки. – Вот, так лучше.
На крыльце меня дожидался Джордж Близнец.
– Ох, наконец-то я тебя нашел, дружище, – воскликнул он, закашлялся, шумно перевел дух и притянул меня к себе, неуклюже обнимая.
– Как тебе это удалось?
Близнец знал, что вопрос задан неспроста.
– Сутенер на Паста-лейн подсказал. Он за тобой следит, говорит, ты нервный. Бьется об заклад, что ты через пару дней к девочкам наведаешься.
– Со мной все в порядке, – ответил я. – Я успокоился.
– Вот и хорошо, – недоверчиво протянул он.
– В чем дело?
– Скорпион с ума сошел, – затараторил Близнец. – Без тебя мне с ним не справиться.
– Слушай, он не может с ума сойти, он и так сумасшедший.
– Нет, там все гораздо хуже. Даже по его меркам. Просто «Сумеречная зона»
[78]
какая-то. Он совсем офонарел.
– Давай где-нибудь в другом месте это обсудим.
Мы устроились в кафе «Мадрас», заказали идли-самбар
[79]
и крепкий сладкий чай. Несмотря на дружбу с миллионером, Джордж Близнец по-прежнему вел себя как уличный мальчишка – сначала еда, потом разговоры. Наконец, запивая чаем пряный вкус кокоса и жгучего перца, Близнец начал свой рассказ. Как обычно в Индии, без святых не обошлось.
Недавно отмечали праздник какого-то местного святого, большого любителя гашиша. Все улицы запрудили отшельники и гуру всевозможного толка – в этот день полицейские не решались задерживать курильщиков наркоты, потому что все они, как один, были преисполнены святости. Под соблазнительным предлогом праздника, словно нарочно созданного для зодиакальных Джорджей, Близнецу удалось выманить Скорпиона из его крепости в гостиничном пентхаусе. Скорпион, оказавшись на свежем воздухе, быстро вспомнил уличные повадки, обрел характерную шаркающую походку и даже разговорился, рассказывая своим четырем телохранителям – предоставленным гостиницей за почасовую оплату – о своих приключениях в подворотнях, переулках и прочих неприглядных местах.
За углом им преградил дорогу садху, местный святой. В одной руке он сжимал узловатый посох, а другую предупредительно выставил вперед, раскрыв окрашенную алым ладонь.
– И что? – спросил я.
– Ну, я вежливо поздоровался, мол, намасте, джи, да и предложил ему нашей травки попробовать. У меня была отличная конопля из Манали.
– Он согласился?
– Не успел. Скорпион хотел его обойти, но садху его не пустил.
– Это еще почему?
– Потребовал тысячу долларов.
– Сколько?!
– Тысячу долларов.
