Не дожидаясь меня.
Странные они, эти русские.
Я догнал его у самого входа. Мы бесшумно обогнули громадный барак и подкрались к окну.
Конкэннон и два его напарника играли в карты на капоте красного «понтиака», прикрытого серебристым чехлом.
– Ты готов? – шепнул я Олегу.
– К чему? План-то у нас какой?
– Войдем внутрь, я с ирландцем поговорю.
– Может, лучше украдкой пробраться?
– Если б я привык украдкой пробираться, то пистолет бы захватил.
– А ты что, без оружия?!
Я распахнул дверь и вошел в пустой фабричный цех. Олег пристроился следом. Мы пересекли огромное помещение и остановились в нескольких шагах от Конкэннона. И афганец, и индиец держали руки на коленях – непонятно, при оружии они или нет.
Конкэннон зааплодировал и воскликнул:
– Ого, с тобой веселее, чем с подвыпившей монашкой! А мне сказали, что ты умер. Вот и верь после этого слухам.
– Давай разберемся, – сказал я. – Мы с тобой, наедине.
– На драку нарываешься? – ухмыльнулся он.
Его ухмылка мне очень не понравилась.
– Если ты согласен прекратить свои грязные делишки и оставить в покое меня и моих друзей, то, так и быть, сыграю с тобой в покер, – предложил я.
– А если я не согласен? – Глаза его влажно сверкнули колючим светом холодных звезд.
– Если не согласен, то мы с тобой сейчас все и решим.
Он откинулся на спинку пластмассового стула, с улыбкой поглядел на меня и негромко произнес:
– Говинда, возьми его на прицел.
Значит, пистолет был у индийца.
Афганец встал, не выпуская из руки карт.
– Слушаюсь, босс, – отозвался Говинда.
– Говинда, подойди к его приятелю, – велел Конкэннон.
– Есть, босс, – ответил индиец и отошел от «понтиака».
В полумраке фабричного цеха глаза Говинды блестели, как опалы. Индиец подошел к Олегу и ткнул ему в живот дулом пистолета. Олег улыбнулся. Похоже, здесь все улыбались – кроме меня.
– Я пришел к тебе поговорить, а ты пистолетом угрожаешь? – спросил я.
Похоже, Конкэннона задело мое замечание.
– Подстраховаться никогда не мешает, – заявил он, с усилием сдерживая злость.
– Смотри не ошибись, – с нажимом сказал я, краем глаза глядя на афганца с индийцем. – Иначе отсюда мало кто уйдет целым и невредимым. А уж Говинде и афганцу точно не жить. – Я повернулся к афганцу. – Салям алейкум.
Он не ответил.
– Салям алейкум, – миролюбиво повторил я, напоминая ему о поучениях ислама: на искреннее приветствие следует отвечать доброжелательно.
– Ва алейкум салям, – неохотно ответил он.
– Как тебя зовут? – спросил я.
Он послушно раскрыл рот, но Конкэннон тут же оборвал приспешника:
– Молчи, болван! Не понимаешь, что ли, он тебя морочит! Научился всяким местным обычаям, теперь дурит вам головы, аборигенам малоумным. Ничего, я сейчас сам ему голову задурю, покажу вам настоящее мастерство. – Он обошел вокруг «понтиака», встал передо мной и велел Говинде: – Если шевельнется, пристрели его приятеля. С трупом потом разберемся.
– Есть, босс.
Конкэннон, растянув губы в напряженной улыбке, стоял в двух шагах от меня и чуть раскачивался из стороны в сторону.
– Я знаю, что ты хочешь узнать, – заявил он.
– Я хочу тебя остановить, только и всего.
– Ха! Глупости, ты пришел за ответом на очень важный вопрос.
– Ты о чем?
– Вопрос, вопрос, вопрос… – издевательски протянул он.
– Да говори уже!
– Говинда, слушай меня внимательно! – приказал он, не спуская с меня взгляда. – Если этот мудак шевельнется, пристрели его друга.
– Есть, босс.
– Больше всего тебе хочется узнать, – заявил он, подавшись ко мне, – присунул ли я твоей американской подруге, прежде чем оставил ее с Ранджитом.
На скулах заиграли желваки, на висках набухли вены, внутри полыхнула незнакомая, прежде не изведанная ярость. Конкэннон упомянул о Лизе, и я пытался ее защитить.
– Похоже, ирландская голодуха англичанина из тебя не вытравила, – с издевкой заметил я. – Как был англичанином с ирландским акцентом, так им и остался.
Он не выдержал и бросился ко мне, но я увернулся, отступил к «понтиаку» и спросил:
– Что, струсил? Силенок не хватает? Давай-ка мы с тобой разберемся как мужчина с мужчиной. Если победишь в честной драке, так и быть, признáю, что ты лучше меня. А если я верх возьму, то ты оставишь меня и моих друзей в покое. Так будет по справедливости, правда, Говинда?
– Да, босс, – автоматически ответил индиец.
– Заткнись, придурок! – рявкнул Конкэннон.
– У твоего подручного совесть проснулась, – сказал я. – Ну что, попробуем без оружия, голыми руками, на кулаках? Так будет по справедливости, правда, Говинда?
– Молчать! – завопил Конкэннон, оглядывая меня с головы до ног. – Всем молчать!
Был ли я прав тогда? Прав ли я сейчас, вспоминая улыбку на лице врага? Мне показалось, что Конкэннон не хотел ввязываться в драку.
– Что ж, на кулаках, так на кулаках, – заявил он, подключая плеер к динамикам «понтиака». – Да еще и под музыку. Под музыку избивать веселее. Я подумываю выпустить альбом моих любимых хитов.
Заиграла ирландская музыка. Конкэннон встал в боксерскую стойку, сжал кулаки:
– Ну, приступим.
Я прыгнул к нему, припав к земле, и дважды ударил в бедро, в то место, куда попала пуля Абдуллы. Ирландец завопил от боли и упал на колено. Я поднялся и, поднырнув под его руку, ткнул кулаком в глаз. Конкэннон с размаху стукнул меня по затылку, но боли я не почувствовал, вцепившись скрюченными пальцами в глазницу противника. Он отшатнулся. Царапины под глазом набухли кровью.
Конкэннон сморгнул кровь и привычно замахнулся с полусогнутого колена. Я вовремя вспомнил предупреждение Навина, ушел от удара, извернувшись, вцепился ирландцу в ключицу и дернул изо всех сил. Кость с хрустом выскочила из сустава. Конкэннон заорал от боли, рука повисла плетью.
Тюремная драка – победа или смерть.
– Ах, значит, так! – воскликнул он и отскочил, потирая поврежденный глаз.
– Значит, так, – хмуро кивнул я.
Он снова бросился на меня, но я вцепился ему в пах, выкручивая яйца. Он повалился на пол, скорчился, пытаясь защитить свое драгоценное хозяйство. Я встал на колени и с размаху нанес удар, потом второй, чтобы мало не показалось. Он пошатнулся, прижав ладони к паху, и захохотал – сидел на полу и смеялся, как ребенок.
