– Говори за себя, – ответила она и отклонилась подальше. – Помощь психолога нужна только людям, слишком пресыщенным, чтобы говорить правду.
– Странно слышать это от женщины, которая как раз и не хочет сказать мне правду.
– Я не могу сказать тебе всего. Думала, ты понимаешь это.
– Я уже ничего не понимаю. Ты все-таки отправишься туда с этой компанией?
Она оглянулась через плечо и опять повернулась ко мне лицом:
– Это особая вечеринка. Поверь мне, я вычеркнула тебя из списка, хотя сама иду туда, потому что люблю тебя.
– Да не важно, особая или не особая. Как можно идти на какую-то вечеринку после того, что случилось сегодня?
Она на секунду раздвинула губы, обнажив плотно сжатые зубы и широко раскрыв глаза. Знакомая гримаса. Это не было угрозой, так она сдерживала себя, чтобы не сказать мне нечто неприятное. Но мне было наплевать.
– Они же не чужие для нас люди, Карла. Это же Назир. Не знаю, как тебе, а мне сейчас нужно только одно – быть рядом с тобой.
– Да, то, что случилось с мальчиком, тяжело пережить…
– И с Назиром.
– И с Назиром, дорогим Назиром.
Она помолчала. Напоминание о нашем афганском медведе едва не поколебало ее решимость. Изборожденное морщинами лицо Назира и жесткая хмурая улыбка, какой он встречал приходящих в дом Кадербхая, всегда придавали нам обоим уверенности.
Карла глубоко вздохнула, улыбнулась мне и взяла меня за руку:
– Эта вечеринка очень важна, Лин. Она должна открыть несколько потайных дверей и дать мне возможность закрыть одну, которую мне, вероятно, вообще не стоило открывать.
– Какую это?
– Я пока не могу сказать. Пожалуйста, поверь мне. Ну пожалуйста. Просто поверь, что эта вечеринка, возможно, позволит мне освободиться от всего этого и жить долго-долго, не оглядываясь на прошлое.
– Я не понимаю, как она может это сделать.
– Да господи, Лин! Ты просто не хочешь поверить мне.
– Но ты же ничего не объясняешь, Карла. Прости, конечно, но сегодня мне трудно слепо верить всему, что мне говорят.
Она посмотрела на меня с разочарованием – а может быть, увидела разочарование на моем лице.
– О'кей, – сказала она. – Это фетишистская вечеринка.
– И… что?
– В Бомбее ничего подобного еще не было. С многих будут сорваны маски.
– Какие еще маски?
– Все, какие только есть, – ответила она мягко, погладив меня по щеке. – Поэтому я и отменила твое приглашение.
– Что-что?
– Я люблю тебя таким, какой ты есть, вот и все. И я не хочу испортить это, позволив тебе пуститься во все тяжкие в этом Вавилоне.
– А сама идешь туда.
– Я – это не ты, малыш, – сказала она. – А ты – это не я.
– Поехали со мной, Карла.
– Я должна пойти туда, Лин. Мне надо покончить кое с чем. Верь мне.
– Со всем и так покончено. Поехали со мной.
– Я должна, – повторила она и встала, чтобы уйти, но я схватил ее за руку, где мог бы быть браслет.
– Ты разве не слышала? Труба прозвучала. Стены рухнули
[91]
.
– Библейские аллюзии, – усмехнулась она. – Они, конечно, убедительны, куда убедительнее чертовой вечеринки, но мне надо идти.
– Я говорю совершенно серьезно. Сейчас не время устраивать вечеринки. Время собирать силы и строить оборону. Скоро все полетит ко всем чертям. Дома будут гореть. Улицы будут гореть. Надо запастись всем необходимым, переждать бурю и искать другой город.
Она посмотрела на меня с такой любовью, что я почувствовал, как меня захватывает поток взаимного чувства, и не заметил, как он унес меня в открытое море.
– Нужно думать только о том, что нас объединяет, – сказала она, – только о том, что нас объединяет.
Я плыл без руля и без ветрил. Она была слишком близко. Огни возбуждающего мотоциклетного сокового бара зажгли неоновое пламя в ее глазах, сжигавшее меня.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Не бросай меня, – прошептала Карла.
– Да я…
– Не смей бросать меня.
И она меня поцеловала. Поцеловала так, что, открыв глаза, я увидел: ее уже нет.
Она убежала к байкерам. Взревели моторы. Карла уселась позади Бенисии.
Испанская гонщица надела шлем, полностью закрывавший голову, и опустила забрало, так что вместо глаз виднелась лишь черная пунктирная кривая. Трудно было что-либо возразить против ее желания спрятаться, но мне не нравилось, что Карла сидит за ее спиной. Бенисия склонилась к низкому рулю, Карла прижалась к ней.
Затем она выпрямилась и оглянулась, сразу поймав мой взгляд. Она улыбнулась мне.
«Не бросай меня».
И опять скрылась за спиной Бенисии.
Кавита села позади Навина. Он лихо развернулся перед баром и строем ревущих байков и проехал мимо меня.
– А ты почему не едешь, Лин? – спросил он.
«После пожара? – подумал я. – Погибли люди. Погиб Назир». Но для Навина это был счастливый день. Он был победителем. Нельзя было осуждать его за это.
– Желаю хорошо провести время, Навин. На днях увидимся.
– Непременно.
Он включил двигатель.
– Пока, Неприглашенный! – сказала Кавита. – Интересно, что в тебе есть настолько страшное, что ты не можешь принять участие в вечеринке?
Навин ударил по газам и унесся прочь, остальные последовали за ним.
Когда тронулась с места Бенисия, Карла широко раскинула руки в стороны.
«Не бросай меня».
Обожженный, исцарапанный, избитый и посыпанный пеплом, я остался наедине с погибшими в городе, который собирались закрыть.
«Не смей бросать меня».
Глава 67
Я вернулся в «Амритсар» и поднялся на свой этаж, волоча ноги.
– Ты был прав, Джасвант, – сказал я, проходя мимо его стола, – мне надо принять душ.
– Я же тебе говорил! А теперь у нас нет горячей воды и весь город взбесился, так что сам виноват, баба, доброй ночи, приятных снов.
Я сел за стол, открыл свою тетрадь и записал то, что я видел в этот вечер и что я чувствовал. Мои руки были в саже, и на бумаге остались пятна. Пока правая рука описывала место преступления, левая, которой я придерживал тетрадь, оставила четкий, легко идентифицируемый отпечаток.
