– Я всегда за деловой подход, баба, – заявил он, указав рукой на свою пещеру с сокровищами и приподнимая брови одну за другой. – У меня есть и музыка.
Он щелкнул еще одним выключателем, и динамики на его столе грянули танцевальную музыку бхангра. Пресс-папье и бумагосшиватель пустились в пляс, прыгая туда и сюда вокруг улыбки Джасванта, отраженной в стеклянной крышке стола.
– Мы, сикхи, научились адаптироваться к обстоятельствам! – заорал Джасвант, стараясь перекричать музыку. – Если ты хочешь пережить Третью мировую войну, держись поближе к сикхам.
Он не выключал динамики, пока мелодия не кончилась. Она была совсем не коротенькая.
– Я могу без конца слушать это, – вздохнул он. – Включить еще раз?
– Нет, спасибо. Я хочу купить у тебя кое-что из спиртного, пока Дидье не перехватил его.
– Дидье тут нет.
– Не хочу рисковать.
– Это… одна из самых приятных вещей, какие ты когда-либо говорил мне.
– Люди не говорят тебе приятных вещей, Джасвант, потому что твоя манера поведения с ними неправильная.
– В гробу я видал манеры, – бросил он.
– Обвинение высказало свою точку зрения.
– За манеры мне не платят.
– Упакуй мне то, за что тебе платят, Джасвант.
– Олрайт, олрайт, баба, не горячись, – произнес он, укладывая в мешок мои покупки.
– У тебя есть готовые косяки?
– Естественно. У меня есть по пять грамм, по десять, пятнадцать…
– Я возьму их.
– Каких «их»?
– Все.
– Ха-ха! Старик, тебя что, не учили, как надо вести дела?
– Дай мне их, Джасвант.
– Ты даже не спросил, сколько они стоят.
– Сколько они стоят, Джасвант?
– Охрененную кучу денег, старик.
– Договорились. Заверни их.
– Нет, так не пойдет. Ты должен торговаться, иначе не будет справедливой цены. Если ты не торгуешься, то обманываешь меня, пусть даже я завышаю цену. Вот как это делается.
– Просто скажи мне справедливую цену, Джасвант, и я заплачу ее.
– Ты не понимаешь. – Джасвант был терпелив, словно обучал счету обезьяну. – Мы должны вдвоем установить справедливую цену. Только так можно узнать, сколько стоит товар. Если мы все не будем делать это, наступит полный абзац. А вредители вроде тебя, готовые платить сколько угодно за что угодно, все запутывают.
– Джасвант, я хочу заплатить столько, сколько это стоит.
– Послушай, ты не можешь выйти из этой системы, старик, как бы ни старался. Торговля по поводу цены – основа всякого бизнеса. Неужели никто не учил тебя этому?
– Цена меня не интересует.
– Цена всех интересует.
– Меня – нет. Если я не могу заплатить за какую-то вещь, мне она не нужна. Если мне что-то нужно и я могу заплатить за это, мне не важно, сколько денег я должен заплатить. Это ведь и значит быть при деньгах, не так ли?
– Деньги – это река, старик. Некоторые люди выплывают на стремнину, а некоторые барахтаются на мели.
– Я уже устал от старых сикхских изречений.
– Это новое сикхское изречение. Я его только что придумал.
– Заверни, пожалуйста, покупки, Джасвант.
Он вздохнул.
– Ты мне нравишься, – сказал он. – Я ни за что не скажу это при людях, потому что не люблю работать на публику. Это всем известно. Однако я вижу у тебя кое-какие интересные качества. Но я вижу и кое-какие ошибки в твоем духовном развитии, и, поскольку ты мне нравишься, я хотел бы, так сказать, привести в порядок твои чакры
[94]
.
– Это ведь заготовленная фраза, ты уже произносил ее, да? – спросил я, беря два своих мешка с продуктами.
– Ну да, несколько раз.
– И как ее воспринимали?
– Могу сообщить тебе одну вещь, Лин. Я однажды играл роль Отелло в…
– С тобой очень приятно иметь дело, Джасвант.
– Вот-вот! – откликнулся он. – Это я как раз и хотел тебе сказать. Понимаешь, ты мне нравишься, но когда ты ведешь себя как ребенок, а сам совсем не ребенок, то что за удовольствие быть взрослым?
Он опять врубил бхангру, которую держал наготове.
Я припрятал покупки, съел две банки холодного тунца, поточил ножи, дав пище улечься в животе, и затем занялся выжиманиями и подтягиваниями, пока не наступила ночь и можно было передвигаться по городу.
Полный бандобаст
[95]
, или остановка всякого движения по городу, невозможно преодолеть днем. В разгар дня человек на улице превращается в жертву. Копы были напуганы. У них не хватало сил, чтобы остановить людей, объявивших войну друг другу, или защитить банки. При локдауне им было проще: раз ты на улице, тебя надо хватать.
Около полуночи я вышел в холл.
– Я иду на улицу, – сказал я Джасванту.
– Хрен тебе. Забаррикадировано.
– Если я отодвину твою баррикаду, она развалится, – сказал я, направляясь к ней.
– Не смей! – Он вышел из-за стола и стал разбирать мебель. – Это сложное оборонное сооружение. Мой друг-парс умеет делать их лучше. Жаль, его тут нет. Но и эта баррикада не даст зомби пробраться сюда.
– Каким еще зомби?
– Старик, вот так все и начинается, – сказал он, укоризненно качая головой. – Это же всем известно.
Он чуть-чуть отодвинул от двери свое сложное сооружение из стульев и скамеек и приоткрыл ее, так что образовалась узкая щель.
– Тебе нужен пароль, – сказал он.
– Зачем?
– Чтобы попасть сюда. Чтобы я знал, что это ты.
– «Открой» подойдет?
– Нет, мне думалось что-то более личное.
– Если ты не откроешь дверь, когда я вернусь, я сниму ее с петель.
– Как это?
– Очень просто. Петли снаружи.
– Снаружи-снаружи, – прошипел он. – Мой друг-парс уж придумал бы что-нибудь. Уверен, что его антизомбиевая баррикада безупречна.
– Просто отопри мне, Джасвант, когда я вернусь.
– Только не подцепи у зомби какой-нибудь заразы, – предупредил он, снова нагромождая мебель у дверей.
Ночь – это Истина в пышном облачении. Ночью правила меняются. Если вам непременно нужно попасть куда-то в Бомбее ночью во время локдауна, то самый надежный способ передвижения – на мотоцикле какого-нибудь копа.
