– Или он будет работать на черном рынке со мной, – повторил я, болея за свой коллектив.
– Или не будет, – улыбнулась мне Карла, – ни при каких условиях.
– В общем, он не пропадет, – резюмировал я, – не беспокойся.
Голубой Хиджаб вставила булавку с камнем в бутылку и, завинтив пробку, засунула смертоносное оружие в один из потайных карманов своей юбки.
– Мне пора идти, – сказала она, с некоторым трудом поднимаясь на ноги.
Мы с Карлой поспешили помочь ей, но она замахала руками, вялыми, как анемоны:
– Со мной все в порядке, все в порядке, альхамдулилла.
Она выпрямилась, оправила юбку и вышла вместе с нами в холл.
Анкита не было видно. Джасванта тоже не было на своем месте. Он поедал что-то в своем тайнике. В руке у него было печенье, в бороде крошки.
– А где Анкит? – спросил я.
– Анкит? – переспросил он испуганно, словно я обвинял его в том, что он съел нашего гостя.
– Ну да, начальник по коктейлям.
– Ах, Анкит. Отличный парень. Немного стеснительный.
Он двинулся нетвердой походкой к своему столу, вытряхивая крошки из бороды и пристально разглядывая рисунок, образованный ими на полу.
– Сколько коктейлей вы выпили, Джасвант?
– По три, – ответил он, показывая четыре пальца.
– Повесь табличку «Закрыто», – сказал я. – У тебя идет важный химический опыт. Так где Анкит?
– Приходил Рэнделл, выпил пару коктейлей и повел его вниз показать свой автомобиль. А что?
– А где Навин? И Дидье?
– Кто-кто?
Я повернулся к Голубому Хиджабу:
– Ты можешь встретиться с Анкитом внизу.
– Нет-нет, – тут же возразила Голубой Хиджаб. – Я не хочу прощаться с ним. Сколько раз я произносила «до свидания», и это оказывалось последним, что я говорила людям. Тут нет другого выхода?
– Тут много выходов. Выбирай любой.
– Я сам провожу даму, – вмешался Джасвант, который, накоктейлившись, перестал бояться Голубого Хиджаба. – Мне надо прогуляться и проветриться.
– Давай мы тоже проводим тебя, – предложила ей Карла.
– Нет, спасибо, лучше я пойду одна. Я чувствую себя увереннее, когда защищать надо только себя, альхамдулилла.
– Ну да, пока ты не встретишься со своим мужем, – сказала Карла. – И вы, может, займетесь вместе чем-нибудь мирным, вроде семейного консультирования. У тебя есть деньги?
– Да, мне хватит, альхамдулилла. Мы еще увидимся, Карла, иншалла.
– Иншалла, – ответила Карла, улыбаясь и обнимая ее.
Голубой Хиджаб повернулась ко мне и нахмурилась.
– Тогда, в машине, я плакала по Мехму и по себе, – сказала она. – Но и по тебе я плакала тоже. Мне было больно, что та девушка умерла, пока тебя не было, а я не могла тебе ничего сказать. Ты мне понравился. И сейчас нравишься. И я рада за тебя. Аллах хафиз.
– Аллах хафиз, – ответил я. – Джасвант, мы на тебя надеемся. Соберись. А то тебе море по колено.
– Без проблем, – улыбнулся он мне. – Охрана тела гарантирована. Я запишу это на твой счет.
Когда мы остались одни, Карла села за стол Джасванта и потянулась к третьему выключателю.
– Ты этого не сделаешь, – сказал я.
– Ты прекрасно знаешь, что сделаю! – засмеялась она, щелкая выключателем.
Бхангра загрохотала, сотрясая стены.
– Джасвант услышит и впишет это мне в счет! – заорал я, стараясь перекричать музыку.
– Вот и хорошо! – крикнула Карла в ответ.
– О’кей, ты сама напросилась, – сказал я, вытаскивая ее из-за стола. – Танцы!
Она не сопротивлялась, пока я ее тащил, но вместо танца прильнула ко мне.
– Сам знаешь, плохие девчонки не танцуют, – сказала она. – Ты же не станешь заставлять меня силой, Шантарам.
– Я тебя не заставляю, – закричал я, делая в танце несколько шагов от нее. – Но я танцую, а ты можешь присоединиться ко мне, если хочешь.
Она улыбнулась и понаблюдала за моим танцем некоторое время, затем начала двигаться и отдалась музыке.
Ее бедра были волнами морского прибоя, руки – извивающимися морскими водорослями. Она приблизилась ко мне и стала танцевать вокруг меня, искушая, затем волна накрыла меня, и я уже не видел ничего, кроме черной кошки и зеленого огня.
Плохие девчонки все же танцуют, равно как и плохие парни. Музыка пронизывала меня, как осуществившаяся мечта, и я думал о том, что надо непременно взять эту запись у Джасванта и, может быть, вместе с его системой. От этих мыслей я очнулся, столкнувшись со стоявшим в дверях почтальоном.
Карла выключила музыку, и во внезапной тишине в ушах зашелестело угасающее эхо музыки.
– Вам письмо, сэр, – сказал почтальон, протягивая мне свой планшет с бланком, чтобы я расписался.
На дворе была ночь, еще даже не светало, но это была Индия.
– Ха, – сказал я. – Вы говорите, мне письмо?
– Вы мистер Шантарам, и письмо адресовано мистеру Шантараму, то есть вам, – ответил он терпеливо.
– О’кей, – сказал я, расписываясь. – Не слишком ли поздний час для работы?
– Или не слишком ли ранний? – сказала Карла, прислонясь к моему плечу. – Почему вы разносите письма, когда никто не работает, почтальон-джи?
– Во искупление моих грехов, мадам, – ответил он, пряча планшет в сумку.
– Искупление грехов, – улыбнулась Карла. – Невинность взрослых людей. Как вас зовут, почтальон-джи?
– Хитеш, мадам.
– Добропорядочный человек, – перевела она имя.
– К сожалению, нет, мадам, – ответил он, отдавая мне письмо.
Я сунул его в карман, не поглядев на конверт.
– А можно спросить, какие грехи вы искупаете? – спросила Карла.
– Я был пьяницей, мадам.
– Но сейчас вы не пьяны.
– Сейчас нет, мадам. Но я пил и пренебрегал своими обязанностями.
– Каким образом?
– Иногда я так напивался, – ответил он спокойно, – что прятал мешки с письмами, потому что был не в состоянии разносить их. Почтовое управление заставило меня пройти программу излечения, и потом мне разрешили вернуться на работу при условии, что я разнесу все недоставленные письма в мое свободное время и извинюсь перед людьми, которых я подвел.
– И одно из недоставленных писем вы принесли нам.
– Да, мадам. Я начал с гостиниц, потому что они открыты в эти часы. Так что простите меня, пожалуйста, мистер Шантарам, за то, что я принес вам письмо с таким опозданием.
