– Ну спасибо, Лин, – пробормотал Фарзад.
– На здоровье.
– Шпильки, шпильки шкоднику! – И женщина в шальвар-камизе угостила его очередным щипком.
– Это тетушка Захира, мама Али, – сообщил мне Фарзад, потирая больное место.
– Если вы предпочитаете вегетарианскую кухню, попробуйте дал-роти, – жизнерадостно предложила женщина в голубом сари. – Только что приготовлено.
Перед нами тотчас возникли две чашки с шафрановым супом и стопка горячих лепешек-роти на салфетке.
– Налетайте, не стесняйтесь! – подбодрила она.
– Это тетушка Джая, – шепнул мне Фарзад. – У них с тетей Захирой что-то вроде кулинарного состязания, а моя мама держит нейтралитет. Нам лучше быть дипломатичными: я начну с баранины, а вы начните с супа, о’кей?
Мы придвинули еду поближе и приступили к трапезе. Вкус был восхитительный, и я наворачивал за обе щеки. Поварихи-соперницы, удовлетворенно переглянувшись, присели к столу рядом с нами. Еще несколько взрослых и детей появились из дверей на первом этаже или спустились с верхних галерей, чтобы составить нам компанию; одни так же уселись за длинный стол, другие стояли поблизости.
Фарзад жадно впился зубами в кусок баранины, и тут Анахита, подойдя сзади, отвесила ему подзатыльник столь стремительно и внезапно, что ей мог бы позавидовать сам Дилип-Молния. Все дети вокруг нас разразились хохотом.
– Ай! Ма! Теперь-то за что?
– Тебе следовало бы грызть камни! – сказала она. – Камни из тех самых канав, в которых тебя искал твой бедный отец! Камни вместо нежного вкусного мяса!
– Суп тоже вкусный, правда? – обратилась ко мне тетя Джая.
– О да! – ответил я с энтузиазмом.
– Твой бедный отец всю ночь ползал по этим треклятым канавам!
– Дорогая моя, хватит уже про канавы, – попросил отец Фарзада. – Пусть мальчик расскажет нам, что произошло.
– Вчера вечером я был в клубе «Драм-бит»… – начал Фарзад.
– О! И какая там была музыка? – встрепенулась миловидная девушка лет семнадцати, сидевшая чуть поодаль на нашей стороне стола. Задавая вопрос, она наклонилась к столешнице, чтобы сбоку видеть Фарзада.
– Это моя кузина Карина, дочь тетушки Джаи, – сказал Фарзад, не глядя в ее сторону. – Карина, это Лин.
– Привет, – сказала она со смущенной улыбкой.
– Привет, – откликнулся я.
Покончив с овощным супом, я деликатно отставил в сторону пустую чашку. Тетушка Захира тотчас придвинула на ее место баранину – да так решительно и энергично, что та свалилась бы мне на колени, не подхвати я блюдо уже на самом краю стола.
– Спасибо.
– Баранина очень полезна, – заверила меня тетушка Захира. – Она смягчит ваш гнев и все такое.
– Смягчит мой гнев? Да, мэм. Большое спасибо.
– Итак, ты пошел в ночной клуб, – медленно произнес Аршан, – хотя я много раз предостерегал тебя от этого, сын мой.
– А что ему твои предостережения? – спросила Анахита и дала Фарзаду новый подзатыльник.
– Ай! Мама! Хватит уже, йаар!
– Твои предостережения ему как десерт! Проглотил, ням-ням-ням, и нет их! А ведь я тебе говорила, что оперантное научение
[42]
– это единственный эффективный метод, применимый к нашему мальчику, но ты же у нас ярый поклонник Штейнера! Так вот что я скажу теперь: этой ночью твой сын позорно «обштейнерился»!
– Не думаю, что здесь можно винить штейнеровскую школу
[43]
, – заметила Джая.
– Верно, – согласилась с ней Захира. – Их методология основана на здравом смысле. Мой Сулейман не далее как вчера…
– Вернемся к ночному клубу, – сказал Аршан. – Итак…
– Итак, – продолжил Фарзад, косясь на мамину руку. – Там была большая тусовка, и мы…
– Новые танцы там были? – спросила Карина. – И музыка из последнего фильма Митхуна?
[44]
– Я достану тебе запись этой музыки сегодня к вечеру, – пообещал Али, рассеянно беря лепешку Фарзада и откусывая солидный кусок. – Могу достать любую музыку, даже из фильмов, которые еще не вышли в прокат.
– Вау! – хором вскричали все присутствующие девчонки.
– Итак, ты гулял в этом ночном клубе… – упрямо вернулся к теме Аршан.
– Ты гулял этом штейнеровском ночном клубе, – уточнила Анахита, вновь занося ладонь над головой сына, – и беззаботно резвился в то самое время, когда твой бедный отец ползал по всем канавам в округе!
– Нет, – сказал Аршан, чье терпение, судя по звенящему голосу, было уже на исходе. – Я уверен, что канавы были не тогда, а несколько позднее, дорогая. Итак, что произошло в клубе? Каким образом ты очутился в тюрьме?
– Я… я и сам толком не знаю, – признался Фарзад. – Я слишком много выпил, врать не буду. А когда копы пришли закрывать клуб, началась потасовка, и я, не помню как, оказался на полу. Должно быть, я упал сам. И тут один коп врезал мне ногой по затылку – как раз в то место, куда ты бьешь меня все утро, ма, – и я потерял сознание. Очнулся уже в полицейской машине. Потом они заперли меня в камере, не допросив и не позволив сделать звонок. Но кто-то из тюремной обслуги позвонил в Компанию, а оттуда позвонили Лину. Он приехал и вытащил меня из тюряги. Он спас мою шкуру, будьте уверены.
– И это все? – спросила Анахита, презрительно кривя уголки губ. – И это все твое великое приключение?
– А я и не говорю, что это великое приключение! – возразил Фарзад, но его мама уже удалилась в сторону кухни.
– Спасибо вам, Лин, за то, что вернули нашего сына домой, – сказал Аршан, благодарно дотронувшись до моей руки, а затем обратился к Фарзаду: – Давай-ка все проясним. Полицейский ударил тебя ногой по голове, когда ты лежал на полу. Ударил так сильно, что ты потерял сознание?
– Именно так, па. Я ничего плохого не делал. И вообще, я был слишком пьян, чтобы сделать хоть что-нибудь. Просто валялся там, где упал.
– Тебе известно имя этого полицейского?
– Да, его называют Дилип-Молния. Он сержант в Колабском участке. А что?
– Мой отец будет в ярости, когда об этом узнает! – сказал Али. – Он отберет полицейский значок у этого Дилипа-Молнии! Он поднимет против него весь юридический факультет!
