Тот поспешно включил вентилятор над головой девушки, и освежающий воздух заструился вниз по ее тонкой шее.
– Значит, это твоя подруга, Шантарам? – лукаво спросил Дилип.
– Да, Молния-джи.
– Что ж, хорошо. И как ее зовут?
– А какое имя она вам назвала?
Дилип захохотал. Я повернулся к девушке:
– Как тебя зовут?
– Ранвей, – пробормотала она, встречаясь со мной глазами и одновременно дотрагиваясь до медальона на шее. – Ранвей Ларсен.
– Ее зовут Ранвей, – сообщил я сержанту. – Ранвей Ларсен.
Дилип расхохотался вновь.
– Однако это имя не совпадает с тем, что написано в протоколе, – сказал он, закончив смеяться.
– Это норвежское имя, – сказала девушка. – Пишется «Р-а-н-н-в-е-й-г», но слышится «Ранвей».
– Пишется так, а слышится этак, – подхватил я. – Обычное дело у норвежцев.
– И чего же ты хочешь, Шантарам? – спросил Дилип.
– Я хотел бы проводить мисс Ларсен домой. У нее выдался очень тяжелый день.
– А мне мисс Ларсен сказала, что у нее нет дома, – парировал Дилип. – Этим утром ее выставили из отеля «Фрэнтик».
– Она может пока остановиться у меня, – быстро предложил Винсон.
Все головы повернулись в его сторону.
– У меня… много места… в смысле, свободного места, – продолжил Винсон с запинкой, оглядывая по очереди всех присутствующих. – Просторный дом. И служанка, которая хорошо о ней позаботится. Если только… мисс Ларсен… согласится.
Дилип-Молния повернулся ко мне.
– Кто этот блеющий идиот? – спросил он на хинди.
– Это мистер Винсон, – сказал я.
– Меня зовут Стюарт Винсон, – сказал он. – Я был здесь всего минут десять назад.
– Захлопни пасть! – рявкнул на него Дилип.
– Мы бы хотели доставить мисс Ларсен домой, Молния-джи, – сказал я. – Если, конечно, она свободна.
– «Свобода», – произнес Дилип с расстановкой. – Такое короткое слово, но к нему прилагается так много всяких условий…
– Я охотно выполню условия, – сказал я, – конечно, если их количество не будет запредельным. Главное, чтобы они были правильно приложены.
– Мне приходят в голову как минимум десять очень серьезных условий, – сказал Дилип-Молния, и хитрая ухмылочка разнообразила вечно злобную гримасу на его физиономии.
Я отсчитал десять тысячерупиевых банкнот и подвинул их через стол. Он перехватил и накрыл мою руку обеими ладонями.
– Какой интерес может представлять эта девчонка для Компании Санджая?
– Это не касается Компании. Это личное. Она друг.
Все еще прижимая мою руку к столу, он повернулся и внимательно оглядел девушку.
– Ну-ну, понимаю, – слюняво расплылся он.
– Один момент… – сердито начал Винсон, но я поспешил его перебить, выдергивая пустую руку из-под ладоней сержанта:
– Мистер Винсон хочет поблагодарить вас, Молния-джи, за проявленные доброту и участие.
– Всегда рад помочь, – хрюкнул Дилип. – Эта девушка должна будет явиться сюда через два дня, чтобы подписать бумаги.
– Какие еще бумаги? – спросил Винсон.
Дилип посмотрел на него долгим взглядом, хорошо мне знакомым: он прикидывал, в какую часть тела Винсона нанести первый удар ногой, когда того привяжут цепями к решетке.
– Она непременно будет здесь через два дня, сержант-джи, – заверил я. – А можно уточнить, какие именно бумаги она должна подписать?
– Об отправке тела на родину, – сказал Дилип, беря со стола папку. – Тело будет отправлено в Норвегию через три дня. Но она должна подписать все сопроводительные документы днем ранее. А теперь валите отсюда, пока я не выдвинул дополнительные условия!
Я подал руку девушке. Она оперлась на нее, поднимаясь, и сделала несколько нетвердых шагов. Когда она запнулась, проходя мимо Винсона, тот поспешил ее поддержать, обняв за плечи.
Винсон вывел ее на улицу, поместил на заднее сиденье своей машины и сам пристроился рядом. Шофер запустил двигатель, но я задержал отъезд и наклонился к открытому окну.
– Скажи честно, слышится-Ранвей-пишется-Раннвейг, как все произошло? – спросил я у девушки.
– Что?
– Я о твоем приятеле. Как это случилось?
– Не стоит обо мне беспокоиться, – рассеянно промолвила она. – Я в порядке. В порядке.
– Сейчас меня больше беспокоит он, – кивнул я на Винсона. – И если мне придется снова идти в участок и беседовать с этим копом, я хотел бы узнать из первых уст, что и как у вас произошло.
– Я… не… – начала она, теребя холщовую сумку на коленях. Как я понял, там были все ее вещи.
– Выкладывай все как было.
– Он… никак не мог остановиться. Все шло кувырком и становилось только хуже. И вчера, ближе к вечеру, я сказала, что оставляю его и возвращаюсь в Осло. Но он упросил меня задержаться еще на одну ночь. Только на одну ночь. И потом… потом… он сделал это специально. Я видела его лицо. Он уже тогда настроился это сделать. Теперь я просто не могу вернуться домой. И общаться с кем-то оттуда не могу.
Ее глаза, только что вспыхнувшие яростным синим огнем, снова погасли, и она обессиленно смолкла, глядя в одну точку. Этот взгляд был мне знаком: так смотрят на мертвых. Сейчас она видела перед собой лицо своего умершего друга.
– У тебя есть друзья в Бомбее? – спросил я.
Она слабо покачала головой.
– Хочешь обратиться в консульство?
Голова качнулась резче и сильнее.
– Почему нет?
– Я же сказала. Не хочу общаться ни с кем-то оттуда.
– Она измучена и подавлена, – тихо сказал Винсом. – Я отвезу ее домой. Там она будет в безопасности, пока мы не решим, что делать дальше.
– Пусть будет так. Ну а я возвращаюсь к Дилипу-Молнии.
– Разве это еще не все? – удивился Винсон. – Я думал, вопрос решен.
– Он не вернул ее паспорт. Значит, рассчитывает еще что-то поиметь с этого дела, но хочет все обсудить без посторонних. Ты был бы только помехой. Ничего, я с этим разберусь.
– Спасибо, старик, – сказал Винсон. – Обещаю доставить ее в срок для оформления документов. Ах да, и позволь вернуть тебе деньги!
– Не здесь, Винсон. Деньгам в самый раз гулять по рукам в полицейском участке, но не перед его воротами. Сочтемся позже. Если я добуду паспорт, оставлю его у Дидье, в «Леопольде».
Винсон повернулся к девушке и заговорил участливо:
– Все будет хорошо. О тебе позаботится моя служанка. Хотя нрав у нее не сахар, она только лает, но не кусается. Горячая ванна, какая-нибудь чистая одежда, еда и сон – вот что тебе сейчас нужно. Все наладится, обещаю.
