– Хорошо, но мало! – заявил в конце трапезы Семен, тщательно вытирая ложку бумажной салфеткой.
– Ты о чем? – поинтересовался Войтов, сгребая со стола пустые упаковки и отправляя их в обнаруженный в шкафу черный пластиковый мешок, затем тряпкой смахнул туда же оставшиеся после еды крошки.
«Денис такой и есть, – наблюдая за ним, думал Глеб. – Во всем порядок любит, чего ни коснись. «Любой бардак оскорбляет мое эстетическое начало», – вспомнил он слова самого Войтова.
– Да обо всем сразу, – пояснил Семен. – Я бы еще столько же съел, не говоря уже о спирте.
– Вернемся – заставим Ларионова стол нам выставить, – мечтательно закатил глаза Рустам. – И чтобы обязательно с девочками!
– Стол, что ли, с девочками? – Денис сделал вид, что не понял.
Джиоев лишь досадливо отмахнулся:
– Дёня, дурака не включай. Что я, и там должен на твою небритую рожу любоваться? Ну уж нет, ты мне и без того хуже горькой редьки надоел.
– А с чего это он должен стол тебе выставлять? Да еще и с девочками? – гнул свое Войтов. – Как будто бы мы не для него стараемся, для всех. В том числе и для себя лично.
– Какое же ты все-таки приземленное существо, Войтов, – поморщился Рустам. – Нет в тебе никакого чувства прекрасного, и чужое ногами топчешь.
– Собственно, да, чувство прекрасного именно в том и заключается – чтобы стол, сплошь заставленный бутылками, груда шашлыка под самый потолок и много-много пьяно хихикающих полуголых девочек, с нетерпением ожидающих команды остаться совсем без одежды. Много девочек, много мяса, много бухла!
Глеб смотрел на них с улыбкой. Рустам с Денисом случайно встретились в каком-то поселении. Оба они – отличные спецы и потому, быстро став напарниками, никогда не оставалась без работы: заказов на них сыпалось множество. Но изводить друг друга могут часами, причем всегда с переменным успехом.
– То-то ты в Малиновке аскезу соблюдал! А чего это тогда Светочка в глазки твои на следующий день заглядывала, ручки к груди прижимала? Ах, Денис! Ах, Денис! – передразнил Рустам неведомую Чужинову Светлану.
– Мы с ней говорили о трактовке Библии, – скромно потупил глаза Войтов.
– Да ты у нас Арамис оказывается! А с Оленькой на следующую ночь суры изучал?
Денис уже собрался что-то ответить и даже язвительно усмехнулся, когда Киреев неожиданно спросил:
– Глеб, в Хмырниках такие же письмена на стене были? Или рисунки – черт их разберет?
– Чем-то они схожи, но не более того. Правда, и от тех жуть брала.
Поликарпов кивнул, соглашаясь.
– Есть такое дело. И вообще, это что же получается? Твари на глазах умнеют, такими темпами скоро они и цивилизацию свою строить начнут.
– Цивилизацию каннибалов? Они же и друг друга жрут только в путь? – усомнился Киреев.
– У людей когда-то каннибализм тоже был самым обычным делом. Перестали же, за редким исключением? Вот и эти перестанут. Страшнее другое: судя по их ненависти к людям, нам в этой цивилизации места не будет. Так что либо мы их, либо они нас. – Денис посерьезнел на глазах.
– Пока что они нас, – мрачно сказал Рустам. – Не скажу, что их становится все больше, возможно, поголовье даже сократилось, но пока в этой войне мы безнадежно проигрываем.
– Без электричества мы – ничто, – заявил Прокоп, и все согласились с ним. – Я бы лет пять жизни отдал за самый простенький прибор ночного видения, и чтобы без всяких последствий от его использования. Эх, да будь у нас техника вообще!.. Представьте, мы сюда почти месяц перлись, а на каком-нибудь бардаке
[18]
нам бы двух дней хватило. И то, с обеденными перерывами и ночевкой.
Не знаю, как насчет цивилизации тварей, но если так дело пойдет и дальше, то останутся люди лишь где-нибудь в пустынях, джунглях да на севере в тундре оленей пасти. Но надолго ли? Рано или поздно эта мразь и туда доберется. Возможно, всех не убьют – в своих зоопарках держать будут, как реликтовых животных. Да что там говорить! – И он тяжело вздохнул.
Все молчали: говорить было нечего. Хотя бы потому, что на подобные темы столько уже говорено! Любимая мечта для всех – чтобы вновь можно было безопасно пользоваться электричеством. Да и не только им. Ладно бы, только те приборы и механизмы, которые напрямую от него зависят, но ведь имеется и множество других. Тот же дизель. Принцип его работы основан на высоком сжатии топлива, казалось бы – заводи, поехали! И для этого можно обойтись и без аккумуляторов, и без электрических цепей.
«Или тот же паровоз. Уж там-то чего, казалось бы, опасаться? Пытались в одном месте запустить железную дорогу, и тоже плачевно все закончилось. Как будто специально нас кто-то в каменный век отбросил», – думал Чужинов.
Ходили упорные слухи, что есть люди, на которых электричество не действует вообще, и они могут пользоваться им без всякой опаски. Все о них слышали, но лично с ними не встречался никто.
– Все, спать, – скомандовал Глеб. – Лампу не тушим, при свете веселее.
По дороге сюда они смогли разжиться почти полной канистрой бензина, и оставалось только добавить в него достаточно соли, чтобы пользоваться им вместо керосина без опаски.
– Первыми заступают Егор с Киреевым, следом Поликарпов и я. Иначе два этих мушкетера на полночи заведутся, рассуждая о высоких чувствах, – улыбнулся Чужинов.
Дежурить придется по двое, пусть сон теперь сокращался у каждого: свежа была в памяти картина каюты круизного теплохода. По-прежнему непонятным оставалось и то, каким образом туда смогли проникнуть твари. Чья-то беспечность? Не тот Игнатьев человек, чтобы дать кому-то расслабиться хоть на секунду.
Чужинову все не давала покоя мысль, высказанная самым молодым из них – Егором.
– Только не сочтите за бред, – сказал тот, когда они еще были на теплоходе. – Вдруг появились и такие облудки, которые могут влиять не только на себе подобных, но и на людей? Допустите на мгновение, что они все же существуют. Тогда все становится ясным: кто-то из своих же дверь и открыл, сам того не желая.
Двое дежурных для того, чтобы приглядывали друг за другом, и Глеб об этом заявил в открытую. Если, конечно, твари не способны взять под контроль сразу обоих. Но не бодрствовать же всем вместе? Да и дежурить по трое – это уже перебор.
– Эх, Сема, как я теперь тебя понимаю! – ворочался в спальном мешке Денис.
– Ты о чем? – сразу же откликнулся Поликарпов, ожидая услышать в свой адрес какую-нибудь очередную колкость, коими Войтов был переполнен доверху.
– Это я о твоей любви к парилкам, – ответил тот. – Вернемся, сутки из нее не вылезу.
– Я – неделю, – сказал Рустам. – Даже если без девочек. А вообще надо было в библиотеку наведаться.
