Книга Эхо войны, страница 19. Автор книги Леонид Гришин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Эхо войны»

Cтраница 19

Потом паромщик мне передал трех девочек. Было им лет по двенадцать. Худенькие были такие, ни к чему не приспособленные. Их пришлось поселить отдельно. В землянке мы отгородили для них отдельное место, ну, и купель, конечно, пришлось им отдельную делать. Я и рад был, поскольку это ребят дисциплинировало. Проблемы у нас были другие: надо было каждый день готовить еду, убирать, стирать и ремонтировать одежду. Мы все эти проблемы решали вместе.

Девочки очень быстро освоились, стали помогать мне в приготовлении пищи. Тогда у меня уже коллектив был человек под сорок. Всех новоприбывших мы выстраивали в шеренгу, и они должны были принести что-то вроде присяги: согласны ли они жить здесь по правилам, по которым живем мы. Правила были таковы: выполнять все, что скажут старшие. Самым старшим был, конечно, я, и у меня еще были два помощника.

Условия безоговорочно выполнялись всеми. Когда наставало время обеда, все выстраивались в очередь – без любых привилегий: кто раньше поселился в моем лагере, тот получал пищу первым. Это было мое условие, несмотря на то, что тем, кто прибыл последним, приходилось подолгу ждать. Но это организовывало и дисциплинировало ребят. Раз пришел позже, то выдержи свой срок. Смотреть на них было, конечно, больно, как они беспокоились, что вдруг им не достанется. Переживали и следили за ковшом, которым я разливал еду. Но я всегда рассчитывал так, чтобы всем доставалось.

Рыбу я ловил хорошо, и помощники у меня были. Мы ловили не только сомов, научились ловить жерехов и усачей. Я знал, что у усачей икра несъедобная. Однажды, когда меня не было, получилось так, что в котел попала икра. Когда я вернулся и увидел в котле икру, то стал сразу спрашивать, что это была за икра. Мне ответили, что икра эта – икра усача. В тот раз нам пришлось вылить целый казан практически готовой ухи. Я строго-настрого запретил использовать икру усача. Я приказал тем, кто ловит рыбу, в случае, если они поймают усача, сразу же разрезать ему брюхо, и если есть икра – выбрасывать ее на месте.

С чистотой у меня тоже строго было, нигде вокруг ни соринки, ни косточки не было. Все, что осталось после обеда, собирались в отдельный бак, и дежурные относили метров на триста к воронке и там складывали. Это не закапывалось, поскольку в округе водились лисы, однажды я видел и волка. Поэтому мы оставляли это там, а они доедали.

Однажды мне доложили, что неподалеку появились кабаны. Мне удалось подстрелить одного кабанчика. Оружия тогда много было кругом. После боев в окопах оставались и пистолеты, и карабины, и гранаты… Я строго-настрого запретил всем трогать оружие. Был у меня только карабин и пистолет, патроны я, конечно, держал отдельно, никому не разрешал ни стрелять, ни трогать.

Однажды я услышал сигнальный звон. Это означало, что паромщик срочно меня вызывает. Я не знал зачем, но раз сигнал был, значит, дело срочное. Я бегом побежал к парому. Несмотря на то, что условные знаки позволяли мне зайти, я решил вызвать паромщика. Вызывал тоже условными сигналами: нужно было дважды иволгой, потом сойкой, на третий раз снова иволгой прокричать. Вышел паромщик и, улыбаясь, пригласил меня зайти, сказал, чтобы я не стеснялся. Зайдя к нему, я остановился как вкопанный. В доме сидел твой отец – Петр Федорович. Он обнял меня и спросил, как я тут живу-поживаю. Я рассказал ему, что нахожусь в розыске, что меня оклеветали и хотят посадить как бандита. Объяснил, что вынужден скрываться.

– Паромщик мне сказал, что ты здесь какой-то лагерь организовал, голодных подкармливаешь, – сказал Петр Федорович.

– Есть такое.

– Пойдем, покажешь.

По дороге он стал меня обо всем расспрашивать, я ему все рассказал. Подробно рассказал, как я видел воровство завхоза, как сообщил обо всем директору, но мне не поверили, как они меня обвинили в воровстве в детдоме, как мне пришлось бежать, как здесь мне паромщик помогал. Рассказал, сколько здесь кругом детей голодных бегало. Рассказал и о том, что я организовал для них лагерь, что мы ловим рыбу и собираем грибы-ягоды.

– Сколько у тебя там уже человек? – спросил Петр Федорович.

– Со мной уже сорок человек живет, питаемся два раза в день.

Так и дошли мы до моего лагеря. У меня сигналки стояли, я дал сигнал, чтобы все попрятались, чтобы никого не видно было. Придя на место, Петр Федорович улыбнулся. Перед ним ничего не скроешь – он видит все.

– Да, хорошо. Тебе партизанская жизнь пошла на пользу. Выводи свой отряд.

Я дал сигнал, все выбежали и выстроились. Старший дежурный рапортовать хотел мне, но я поспешил предупредить его:

– Нет, командиру рапортуй.

Тот отрапортовал, что в отсутствие командира никаких происшествий не было, что обед практически готов. Раз готов – сейчас будем снимать пробу. Пока все занимались своими делами, я провел Петра Федоровича по территории, показал землянку, купели, горячий источник, показал, где мы рыбу ловим. Когда уха была готова, я сказал, чтобы две миски принесли нам на дегустацию. Петр Федорович очень удивился, попробовав эту уху. Уха был в меру посолена, чувствовались специи, которые мы собирали в лесу: дикий лук, чеснок и щавель. К ухе обязательно подавался небольшой пучок этих растений, который каждый обязан был съесть.

Петр Федорович все это посмотрел и одобрил не только уху, но и вообще то, как я все организовал. Уезжая, он пообещал разобраться с моим ложным обвинением.

…Через две недели вновь раздался сигнал – срочно вызывал меня паромщик. Я догадался, что Петр Федорович приехал. Уходя, я приказал, чтобы без меня был полный порядок, чтобы все было спрятано, и ничего лишнего не валялось. Придя к паромщику, я, прежде всего, осмотрелся. Заметил машину, шофера, который носил погоны НКВД. Мне это показалось странным. Не провокация ли? Не забирать ли меня приехали? Я опять условными сигналами попросил паромщика выйти. Паромщик вышел на мой зов и успокоил, сказав, что все в порядке.

В доме действительно был Петр Федорович, с ним гражданский человек и майор НКВД.

– Вот это и есть Виктор Гавриленко, которого в детдоме обвинили, что он бандит, что у него банда целая, что он разграбил детский дом, – сказал Петр Федорович, указав на меня.

Майор подтвердил мне, что я находился в розыске по заявлению директора детдома и участкового милиционера.

– Когда по просьбе Петра Федоровича стали разбираться, то в самом деле оказалось, что ты не виноват, а с теми людьми, кто виноват, мы особо разберемся. А сейчас вот документ, который подтверждает, что ты не в розыске, что ты, как говорится, закрытое дело, – сказал мне майор и протянул бумагу.

Я поблагодарил его, сказал спасибо.

– Теперь о твоих делах. Покажешь, чем ты здесь занимался, – сказал Петр Федорович.

Увидев мое замешательство, он улыбнулся и повторил:

– Давай, давай!

Мы отправились в мой лагерь. Когда подошли к лагерю, я дернул секретку – это был условный знак, чтобы все попрятались, чтобы никого не было видно. Пока мы подходили, гражданский стал интересоваться, что за люди у меня живут, как они ко мне попали, чем я занимаюсь там. Я рассказывал все подробно, как и Петру Федоровичу. Майор тоже с интересом слушал.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация