– Вот вымойся и надень чистое белье. Приди, посмотри своей жене в глаза. А потом подойдешь ко мне и скажешь, будешь еще пить или нет.
Вот так сказал ему. Он на следующий день ушел, не было его три дня. На четвертый день вернулся. Я видел, как он в чистой рубашке, в чистых брюках подошел, упал на колени перед женой и стал просить у нее прощения. Я слышал, как он поклялся, что больше никогда не возьмет в рот ни капли. Извинился за то, что так над ней издевался. И они вместе ушли в дом. А по поселку пошел слух, что Витька с ума сошел – бросил пить, стал работящим, забор подправил, дом подправляет, кто бы ни попросил его о помощи, он любую работу выполняет, всем помогает.
Вот так и я получил прозвище почти колдуна. Ко мне обратились несколько человек, одним я сказал, что никогда не бросят пить, другим, как мог, помогал. Они бросили пить.
К Валентине после случая с мальчиком много стало обращаться людей, как и раньше в городе, – днем и ночью.
Но нашлись и недоброжелатели, которые написали жалобу, что в поселке появились люди, которые занимаются знахарством и нелегально делают аборты. Первым пришел участковый, старший лейтенант, довольно молодой еще человек.
– Поступили жалобы, что вы здесь занимаетесь незаконным врачеванием.
– Насчет законности я не знаю, но у нас, у врачей, один закон – клятва Гиппократа. Я ее давала, пожалуйста, у меня документы. Вот один, второй, третий диплом. Вот об окончании института, вот – диплом кандидата, вот – диплом доктора медицинских наук. Насчет законности я не знаю, я деньги ни с кого не беру, поэтому помощь я как врач оказываю любому человеку, который придет, никому не отказываю. А все остальное проверьте. Вы, как говорится, представитель власти. Факты не подтвердятся, я бы хотела, чтобы тот человек, который это написал, понес наказание за клевету, да Бог ему будет судья.
Когда лейтенант увидел дипломы, он извинился и спросил:
– Извините, а вы можете заикание у ребенка вылечить?
– Я не могу заочно сказать. Если вы приведете его, то я смогу сказать наверняка. Я так понимаю, это ваш сын?
– Да, сын.
– Сколько ему лет?
– Да уже скоро двенадцать, и, понимаете, заикается очень. И дети дразнят его заикой.
– Хорошо. В любое время, когда вы можете, приходите.
– А можно сегодня?
– Пожалуйста.
И этот лейтенант через два часа пришел с мальчиком. Мальчик очень стеснялся, поэтому Валентина сначала с ним просто стала разговаривать. Я сидел рядом и пытался тоже понять, почему мальчик заикается. Из бесед Вали с мальчиком я понял, что он боится темноты, а отец, когда наказывает его за провинности, запирает в темную кладовку. Пока Валя с ним работала, я вышел и позвал за собой его отца.
– Ты – вина всему.
– Почему?
– Потому что твой ребенок боится темноты, а ты выбрал такой метод воспитания. Да, ты его не наказываешь, не бьешь. Но это самое страшное наказание, которое ты учиняешь своему ребенку, закрывая его в темную кладовку.
– Откуда вы знаете? – недоверчиво посмотрел он на меня.
– Да ты сам сказал об этом. Ни в коем случае не запирай, а если можешь – сейчас же каникулы – оставь его у нас. На недельку, допустим.
– А это возможно?
– Почему невозможно?
Решив этот вопрос, мы зашли в дом, и я сообщил Вале:
– Валя, вот он согласен, чтобы мальчик с нами здесь пожил.
– Очень хорошо, – обрадовалась она.
Мы выпроводили этого папашу, конечно, мальчик стеснялся поначалу. Не знаю, какие там методы Валентина применяла, но через день он практически уже не заикался, иногда только на некоторых словах. А через неделю он уже совершенно свободно говорил, не заикаясь. Когда приехали лейтенант с женой и услышали, что их ребенок совершенно свободно говорит, без запинки, без всякого заикания, то лейтенант был спокоен, а жена расплакалась и стала благодарить.
Они ушли, и вот таким вот образом наш дом теперь открыт и днем и ночью. А я придумал и сделал для посетителей отдельный вход. Там находится звонок, позвонив в который можно в любое время получить медицинскую помощь. Вот так мы и живем…
…Ты не представляешь, как я счастлив, что я нашел опять свою любовь, свою Валю. Еще раз хочу тебя поблагодарить. Спасибо, что ты не прошел тогда мимо. Спасибо тебе.
…Мы поднялись, взяли пойманную нами форель.
– Мы сегодня из этой форели уху сварим.
Пока мы шли домой, я заметил, что сейчас Николай расправил плечи, что он уже не сутулится и ходит без посоха.
– Почему ты удочку не сменишь? – спросил я его.
– Да я не знаю. Я привык как-то к этой удочке.
Я дал ему свою удочку и сказал:
– Вот. Я тебе дарю свою.
– А ты знаешь, я ведь ни разу еще не пробовал удочку с катушкой, – признался он.
– Вот и хорошо. Завтра мы придем, и ты попробуешь ловить.
– Хорошо.
Мы с братом прожили целую неделю у них. Ходили ловить рыбу, ходили за ягодами. Нам было хорошо в этой семье. Иногда Валентина ходила с нами, но большей частью ей приходилось быть дома, поскольку с самого утра приходил кто-нибудь обязательно. Слава о ее таланте как врача, о ее доброте разнеслось по всем окрестностям. Мне так приятно, что я знаком с такими людьми.
Павел Устинович
На одной из планерок зашел невысокий мужчина. Голову он держал как-то необычно: немного вправо и смотрел непонятным взглядом.
– Вот и Павел Устинович прибыл. Проходите, – сказал начальник.
Он поднял руку, всех поприветствовал.
– Павла Устиновича представлять не надо, вы все его хорошо знаете.
Все, очевидно, его знали хорошо, кроме меня. Я его видел впервые.
Пока Павел Устинович боком проходил к своему месту, я успел спросить у соседа, кто это такой.
– Как кто? Павел Устинович.
– А что это у него такой взгляд? – спросил я.
– А у него один глаз стеклянный.
Тогда стало понятно. В дальнейшем мы стали встречаться почти каждый день на монтажной площадке. Приходилось присматриваться к его работе – он никогда не делал замечание рабочим. Но всегда очень внимательно их выслушивал, а затем шли переговоры с мастером и бригадиром. Однажды я был свидетелем такого разговора: мы вместе шли по монтажной площадке, он остановился, посмотрел, как работают на генераторе. Что-то ему показалось не так, он подозвал бригадира и сказал, чтобы к нему зашли вместе с мастером. Я пошел с ним в прорабскую.
– Вы что, хотите, чтобы здесь у меня были травмированные люди или трупы? – спросил Павел Устинович пришедших мастера и бригадира.
