Но все по порядку.
* * *
В кабинете у Сталина находился Лаврентий Павлович Берия, только что назначенный на пост наркома внутренних дел после ареста своего предшественника Николая Ежова. Еще вчера он возглавлял Главное управление госбезопасности НКВД СССР. А незадолго до отстранения «кровавого карлика» от работы он, занимавший самую высокую чекистскую должность, стал еще и первым заместителем Ежова. Это были этапы восхождения Берии на высокий пост наркома.
Вождь понимал, сколько дров наломано прежним руководством, а поэтому обсуждал с новым наркомом мероприятия по минимизации последствий развязанных Ежовым репрессий. Свое участие в них он, естественно, исключал, считая, что своих личных врагов у него было мало, а вот тех, кого наплодил Ежов, – море. Кровавое море.
Потом разговор плавно перешел на тему о состоянии советско-японских отношений на Дальнем Востоке, об усилении границы, о помощи Монголии. Затронули и больной вопрос о бегстве к японцам начальника Дальневосточного управления НКГБ комиссара 3-го ранга Люшкова.
– Товарищ Берия, что-то я не слышу наших разведчиков, – попыхивая трубкой, промолвил Иосиф Виссарионович и вскинул цепкий взгляд оливковых глаз на наркома. Его глаза в таких ситуациях недовольства наливались заметной желтизной, взгляд становился цепким, что говорило: надо отвечать по существу и рисовать доброкачественную перспективу.
– Товарищ Сталин, после недавних чисток мы избавились от балласта. Удалось закрыть образовавшиеся бреши в зарубежных резидентурах в результате предательства Орлова и других негодяев в разведке. Пришли надежные молодые кадры – патриоты нашей страны. Я уже вам докладывал материалы по США. Активно работает там наш резидент-нелегал «Юнг» – Ахмеров, но сегодня и к нему есть вопросы.
– Какие? – насторожился Сталин.
– Женился на американке.
– Ну и что? Кто она?
– Хелен Лоури – племянница местного лидера компартии Эрла Браудера. Правда, хорошо помогает ему. В замах у него Норманн Бородин. Еврей по национальности. Развернул кипучую вербовочную деятельность, в том числе и среди своих единоверцев. Боюсь, как бы не споткнулся и не навербовал подстав.
– Следите, чтобы не получилось, как с Люшковым или Орловым, – не отступал от своих предостережений Сталин.
– Постараемся держать эти вопросы под контролем. – Подобострастно сверкнув просветленными стеклами пенсне, Берия бросил покорный взгляд на Хозяина.
– Сейчас главное – дисциплина и преданность наших людей в разведке, – медленно проскрипел вождь.
– А что касается материалов, помните, я вам в прошлом месяце докладывал наметки наших выходов на связи Рузвельта…
– Помню, – буркнул Сталин. – А что дальше?
– Последние шифрограммы говорят о большой их перспективе.
– Через кого? – Сталин прищурил глаза, насторожился и словно захотел быстрее услышать ему пока неведомую тайну.
– Как мне докладывал Фитин, через министра финансов Моргентау. Его советник господин Уайт, вошедший в контакт с Ахмеровым, полностью разделяет наши взгляды: негативно относится к нацистам, политику Гитлера терпеть не может, враждебен к японским милитаристам и их политике в Тихоокеанском регионе, затрагивающей американские национальные интересы.
– Конечно, неплохо было бы, чтобы янки попугали японцев, как это сделали в 1921 году. Тогда их как ветром сдуло с Дальнего Востока, хотя они и планировали надолго остаться и расширить свой «плацдарм». Ну что же, делайте это святое дело, но осторожно. Должна быть особая секретность.
* * *
И вдруг как гром с ясного неба: в середине 1939 года в вашингтонскую резидентуру поступила шифрованная телеграмма за подписью своего руководителя:
«Юнгу.
Работу резидентуры свернуть. Агентуру законсервировать. По завершении всех указанных мероприятий прибыть в Москву».
Ахмеров не мог ослушаться приказа, хотя понимал внутриполитическую обстановку на Родине.
Как потом напишет продолжатель начатого дела Ахмерова генерал-лейтенант Виталий Григорьевич Павлов, ставший в последующем заместителем начальника ПГУ КГБ СССР:
«Хотя Вторая мировая война еще не началась, все указывало на то, что она разразится в ближайшее время. Растущая агрессивность фашистской Германии требовала от внешней разведки резко активизировать получение секретной информации о планах Гитлера, а мы в этот момент сами перекрыли доступ к наиболее важным и перспективным источникам. Хуже не придумаешь!»
На связи у Ахмерова в США была агентура, состоящая, как правило, из убежденных антифашистов, которые видели в сотрудничестве с советской разведкой наиболее эффективный путь борьбы с коричневой опасностью. Кроме того, давая согласие на свое сотрудничество с советской разведкой, как правило, янки выдвигали обязательное условие: не делать ничего такого, что могло нанести ущерб интересам или безопасности их родине – Америке.
Многие агенты-американцы после победы над фашистской Германией и милитаристской Японией сразу прекратили контакт с нами. Но некоторые из них с началом холодной войны по собственной инициативе возобновили связь.
Среди агентов Ахмерова не оказалось таких, кто захотел бы прервать сотрудничество с советской разведкой. Сказалось сильное влияние резидента как высокоинтеллектуальной личности – своеобразного магнита. Он всегда относился к своим негласным помощникам с глубоким уважением, ничем не ущемлял их человеческое достоинство и чувство местного патриотизма.
Жестокие «чистки», сопровождаемые «сладостью мщенья» своим предшественникам центрального аппарата НКВД, особенно его зарубежных структур, проводившиеся в 1937–1939 годах наркомами Ежовым и Берией, многих тогда отпугивали от этой важной и опасной работы. Они привели к тому, что в ИНО из примерно 100 сотрудников осталось всего десятка два. Некоторые направления были совершенно оголены.
Однажды мартовским вечером 1 937 года, как вспоминал Александр Орлов, Ежов созвал совещание своих заместителей, занимающих эти должности во время Ягоды, а также начальников основных управлений центрального аппарата НКВД. Он сообщил, что по распоряжению ЦК ВКП(б) каждому из них поручается выехать в определенную область для проверки политической надежности руководства соответствующих обкомов партии.
Ежов снабдил их подробными инструкциями, раздал мандаты на бланках ЦК партии и приказал срочно отбыть к местам назначения. Только четыре руководителя управлений НКВД не получили таких заданий. Это были начальник ИНО Слуцкий, начальник погранвойск Фриновский, начальник личной охраны Сталина Паукер и руководитель Московского областного управления НКВД Реденс, женатый на свояченице Сталина Аллилуевой.
На следующее утро все получившие мандаты отбыли из Москвы. Места назначения, указанного в этих мандатах, никто из них не достиг, – все были тайно высажены из вагонов на первой же подмосковной станции и на машинах доставлены в одну из тюрем НКВД. Через два дня Ежов проделал тот же самый трюк с заместителями «уехавших». Им перед отъездом сообщили, что они направляются для участия в выполнении того же задания.
