Гитлер был ослеплен чередой своих триумфов и избалован воинским счастьем. Страны Европы за недели боевых столкновений падали к его ногам, как карточные домики или как кегли после удачного попадания шара. Однако в России он почувствовал тугую пружину сопротивления. Четыре месяца войны с Советским Союзом превратили его «блицкриг» в фикцию.
А тут еще недовольство и «взбрыкивание» некоторых генералов, усомнившихся в правильности его решений. Но главнокомандующие групп армий «Юг» и «Север» соответственно фельдмаршалы Рундштедт и Лееб его поддержали и настаивали на приостановлении, а на отдельных участках фронта и вовсе отмене наступления на Москву, не разделяя планов фон Бока. Последний при поддержке фон Браухича и Гальдера был вынужден отдать приказ о финальном наступлении только на 15 ноября.
Когда второе наступление возобновилось (первое, застопорившееся из-за распутицы и капризов Гитлера, погнавшегося за нефтью на Юг, как известно, началось 2 октября 1941 года), уже установились морозы.
Как вспоминал потом фельдмаршал фон Бок, артиллерия оказалась совершенно бесполезной, поскольку немецкая армия не располагала необходимыми смазочными материалами, чтобы защитить движущиеся части орудий. Лишь 30 % техники находилось в рабочем состоянии. Танки также застыли в бездействии, потому что их оптические прицелы оказались совершенно непригодными для столь низких температур.
Пехота, не имевшая зимнего обмундирования (ведь руководство вермахта вместе с фюрером надеялись на четырехнедельный «блицкриг»), в условиях резко ухудшившегося снабжения с трудом продвигалась вперед. Многие подразделения питались исключительно падшей и замершей кониной, срезая тесаками темно-красные мясные пластинки. Полученную строганину длительно варили и запекали на кострах. Однако, несмотря на тысячи обмороженных, им удалось пробиться сквозь упорное сопротивление противника к пригородам Москвы.
Свидетельница кратковременного пребывания немецких войск в поселке Крюково Лидия Андреевна Ванюшкина рассказывала, что фашисты вошли в поселок в ночь с 30 ноября на 1 декабря 1941 года.
– Сначала мы услышали рокот танков, – взволнованно вещала она, – а потом появилась лающая немецкая речь. Это расползалась серо-грязным пятном германская пехота. Первое, что сделали гитлеровцы, выгнали местных жителей из домов. Им пришлось массово переселиться в заранее выкопанные ямы, прикрытые сверху всякими подручными средствами: досками, стволами и ветками спиленных деревьев, картоном, фанерой, кусками брошенной жести и прочим хламьем. В ямах было сыро и холодно. Отмечались случаи, когда на такой временный семейный очаг наезжал танк…
Немцы находились в Крюково неделю, устроившись на постой в натопленных избах. Топили зачастую разбитой мебелью местных жителей. Они по утрам выходили на промысел – мародерничали. У моей родственницы – пятнадцатилетней Ани сняли с ног валенки. А пожрать они ох как любили. Над поселком в такие дни висела звуковая завеса, своеобразная какофония, сотканная из российско-немецкой ругани, одиноких расстрельных выстрелов, крика домашней птицы и визга поросят.
Через неделю, опять же ночью, наши уши неожиданно были заложены сильным свистом, дружным гулом, а потом серией страшных взрывов. Приоткрыв полог у входа нашего «бункера», я увидела на черном полотне неба быстро проносящиеся ядовито-желтые стрелы. Они улетали за поселок и там подрывались. Немцев как ветром сдуло, а наутро мы услышали нашу родную русскую речь.
Как сейчас помню – в Крюково вошли красивые молодые парни в валенках и белых полушубках. Некоторые ехали верхом на лошадях. Один паренек, наверное, лет восемнадцати от рода, остановился у нашего забора, и вдруг – взрыв. Погиб солдатик и лошадка под ним. Немцы много улиц и изб заминировали.
А потом, после Московской битвы, я увидела на стене магазина плакат. На плакате был нарисован Гитлер с растопыренными ногами. Штаны галифе у него лопнули как раз между ягодиц. Внизу плаката красовался стишок:
Гитлер выдумал задачу
Взять Москву с Баку в придачу.
«Вот я ноги раскорячу,
Уж тогда не быть греху!»
У вояки – раскоряки
Разорвались швы в паху.
Несмотря на то что была морозная зима, на душе с приходом наших солдат было тепло и спокойно. Стали обустраиваться. В дом зашли, а там – пусто. Все деревянное пожгли фрицы. Материнские три пальто утащили с собой. Отцовскую шинель тоже забрали. Из кладовки сделали отхожее место…
Глава 12
Эшелоны спешат к Москве
Осень 1941 года.
Подмосковье и Москва.
Обстановка – катастрофическая.
Творческая интеллигенция приравняла, как говорилось, перо, голос, кисть к штыку. Писатель Алексей Толстой в пламенной статье «Москве угрожает враг» буквально кричит:
«Красный воин должен одержать победу. Страшнее смерти позор и неволя. Зубами перегрызть хрящ вражеского горла – только так. Ни шагу назад…
Ураганом бомб, огненным ураганом артиллерии, лезвиями штыков и яростью гнева разгромить германские полчища. Гнездо наше, родина возобладала над всеми нашими чувствами. И все, что мы видим вокруг, что раньше, быть может, мы и не замечали, не оценили, как пахнущий ржаным хлебом дымок из занесенной снегом избы, – пронзительно дорог нам».
А еще Алексей Толстой вспоминал слова одного заграничного писателя XVI века, побывавшего в Москве, который писал, что «если бы русские знали свои силы, никто бы не мог бороться с ними, а от их врагов сохранились бы кое-какие остатки».
Огромное количество наших войск, способных наносить ощутимые удары по врагу, оказались окруженными под
Вязьмой. Это стало результатом ошибок, допущенных Ставкой и командованием фронтов, прикрывавших столицу.
Как писал Герой Советского Союза военный разведчик и писатель Владимир Карпов:
«Почему так получилось? Да очень просто. Немцы стремились к концентрированному сосредоточению сил и достигли этого, а наши командиры выстраивали фронт с почти равномерным распределением количества километров на дивизию.
Например, в 30-й армии на дивизию приходилось 17,5 километра фронта, в 19-й армии – 8 километров на дивизию. И вот в стык между этими армиями гитлеровцы бросили 12 дивизий! Только в стык! Значит, превосходство сил противника здесь было подавляющее.
Получалось, что на каждый наш полк, сдерживавший полосу в 4 километра, немцы бросали 1–2 дивизии! Несколько полков на роту! Кто же удержит такую силищу винтовками и пулеметами? А на наших воинов перли танки – и они держались!»
Даже отступив до Москвы, ни Сталин, ни наши полководцы не понимали этой скорее не тактики, а стратегии врага. Начало операции «Тайфун», в ходе которой попало в окружение пять наших армий, убедительно подтверждает это недопонимание. Линейная оборона наших войск не выдерживала ударов, а поэтому образовывались большие бреши…
