Книга "Снег", укротивший "Тайфун", страница 49. Автор книги Анатолий Терещенко

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «"Снег", укротивший "Тайфун"»

Cтраница 49

Однажды ребята добыли в покинутом немецком блиндаже какую-то спиртовую жидкость. Выпили, а через час все шестеро стали трупами. Мучились страшно. При разбирательстве переводчик указал на этикетку. На ней было написано, что это «яд», и даже для острастки изображен знак – череп и кости. Но страсть расслабиться проигнорировала рассудок.

Запомнился случай, когда для застрявшей в распутице автоколонны, у которой кончилось горючее, головотяпы с самолетов из-за отсутствия грузовых парашютов сбрасывали прямо канистры с бензином и соляркой. Они почти все, естественно, разбивались. Приходилось пехоте, и особенно кавалеристам, прикрывать арьергард колонны, пока колонна не покинула это глиноземное месиво, используя крохи топлива из неразбившихся канистр.

Растерянности было хоть отбавляй. Один командир сначала переоделся в солдатскую гимнастерку. А потом, когда началось наше небольшое наступление для выхода из окружения, нарисовал на петлице химическим карандашом или чернилами, уж не помню чем, три квадрата или «кубаря» и стал старшим лейтенантом. Мы его слушали и выполняли команды.

Один эшелон с сибиряками попал к немцам. Станцию они захватили внезапно. Погибли практически все. Фашисты не только открыли ураганный огонь по вагонам и платформам с боевой техникой, но затем и подожгли его.

Были нередки случаи, когда наши «катюши» били по своим. Лупили по нам, выкашивая ряды красноармейцев.

Задержанные немецкие военнопленные говорили, что они стреляли по практически безоружным советским солдатам, так как русские придерживали патроны – экономили. Фашисты были правы – мы каждый патрон берегли, каждый снаряд пытались сохранить, чтобы выстрелить уж наверняка. А вот когда приходилось выбивать немцев из их позиций, то видели груды гильз. Значит, у них было боеприпасов вдоволь, и они их не экономили, знали – подвезут.

Немцы на железнодорожных ветках часто использовали свои и трофейные бронепоезда. Их крупные калибры орудий и пулеметы обстреливали нас, лежащих в полях. Мы были как на ладони.

Зимой появлялось много обморожений. Помню, ампутировали руку одного матроса. Анестезии никакой. Врач заставил его выпить бутылку то ли водки, то ли разведенного спирта, а потом отпилил руку. Несчастный сначала кричал, ругался матом, а потом успокоился. Видно, начал действовать спиртной наркотик – армейское «снотворное».

Под Ржевом осколок мины оторвал у меня часть икры левой ноги. И тут же получил я и второе ранение. Пуля пробила мягкие ткани в области бедра на правой ноге. Целую ночь я куда-то полз, полз на спине, отталкиваясь от земли локтями, а потом потерял сознание.

Обнаружила меня санитарка – думала, как потом рассказывала, что я мертвый. Назвала меня «кузнечиком», когда я рассказал, как передвигался. Вынесла девушка на своих хрупких плечах парня ростом 188 сантиметров. Потерял много крови, но живительный снег Подмосковья спас меня – сосуды, очевидно, вовремя спазмировались от холода.

Довезли на полуторке до госпиталя. Трясло страшно. Катался по кузову, как бревно непривязанное. Посмотрел на ногу – белеет уже заиндевевший на морозе мосол. Руки посинели, а ногти побелели. Перевязка – и прямиком в Москву. Попал в сортировочный эвакогоспиталь № 290. Сейчас это военный госпиталь им. Бурденко. Врачи пришли к заключению – надо ампутировать ногу, так как началась гангрена. Главный военный хирург Николай Нилович Бурденко, осмотрев меня, тоже был такого же мнения. Но военврач Зеленова спасла мне конечность…

Кстати, ее сын служил в моем 77-м полку и погиб под Волоколамском. Она по-матерински отнеслась ко мне. Никогда не забуду ее жертвенность.

Нужно было срочное переливание крови. Необходимого «сока жизни» не было в наличии. А у нее – моя группа крови оказалась. Тогда Зеленова распорядилась, чтобы ее положили рядом со мной для прямого переливания. И вот таким образом она отдала мне часть своей крови. Я ей обязан своей жизнью. Ее уж давно нет, а мне сегодня 89.

Добрая землячка меня всячески опекала. Принимала, наверное, за сына, отдавая нерастраченную свою нежность погодку ее первенца и любимца. После переливания крови и мучительных операций по пересадке кожи и наращиванию мышечной массы я встал на ноги. Это были очень тяжелые операции.

Помню, лежу на госпитальной койке. Полночь. Тишина. Смотрю в проем окна куда-то наверх. Вижу кусок темного ночного неба, словно расшитого бисером. В яркой зимней россыпи звезд висит латунная сковородка луны. Природа как бы приглашает. Я плачу, глядя на эту красоту, не то из-за радости, что я остался жив, не то от грусти, что война меня покалечила, и я на всю оставшуюся жизнь буду инвалидом. Переживания не дали мне уснуть до утра. И таких ночей с мучительными внутренними монологами было много.

Часто снились цветные сны с лесами Смоленщины и Подмосковья. И колонны, колонны наших и неприятельских войск. Гудела и грохотала земля от многотонных бронированных чудовищ, нарисованных снами с фантастическими формами. В природе таких танков не было, какие рисовал мне умиротворитель ночного блаженства Гипнос.

Потом проезжала моя почему-то самоходная пушка «сорокапятка» на огромных колесах, а за нею по пыльной дороге то шаркали солдатские ноги в ботинках с обмотками, то вдруг возникала каменная площадь, и по ее торцам, сверкая начищенным хромом сапог, чеканя шаг, проплывали радостные советские воины.

Продолжал я воевать во снах и с немцами. Бил по ним из своей пушки, стрелял из противотанкового ружья, колол штыком, строчил из автомата, бросал в неприятельскую гущу гранаты. Довоевывал то, чего не пришлось сделать дальше. Словно помогал своим товарищам, оставленным на поле брани.

Вот таким образом война для меня и закончилась.

В 1944 году я поступил в МГУ на международный факультет. В октябре того же года распоряжением правительства факультет преобразовали в МГИМО…

* * *

Итак, судьба рядового Шорина Валентина Алексеевича молодыми годами была вмонтирована в рамки опасной для столицы и страны вражеской военно-стратегической операции «Тайфун», потерпевшей поражение из-за мужества, стойкости и героизма тысяч наших людей. Казалось, сама суровая природа зимы 1941/42 года не могла стерпеть позора присутствия германских оккупантов на земле Подмосковья и выжигала противника суровыми морозами и кинжальными метелями вместе с армейской местью за поруганную Отчизну.

И враг сильный, очень сильный, отступил, отстреливаясь, и – побежал.

Потом наступила пора для вчерашнего солдата почти 25-летних загранкомандировок со встречами с интересными людьми в США, Польше, Эфиопии, Венесуэле, на Кубе и в ряде других стран.

И все же под старость вражеские осколки и пули, принятые защитником Москвы, дали о себе знать. Сначала он потерял одну ногу, а потом лишился и другой. Но он не сдался на милость недугу, весь проникнут верой, что он нужен людям, а они нужны ему.

– Сущность всякой веры, – заметил в беседе Валентин Алексеевич, – состоит в том, что она придает жизни такой смысл, который не уничтожается смертью. А что касается просьб у Бога, то скажу: я бы уверовал в Бога, да смущает толпа посредников. Их много, я один. За право быть в строю Жизни надо бороться, не уповая на чью-то помощь.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация