Должны найтись пути, ведущие к такому решению, и прежде всего для того чтобы предотвратить низвержение рейха в ад большевизма…
Я всегда восхищался вашим величием и вашей железной волей, сохранявшей вас и национал-социализм. И если ваша судьба окажется сильнее и вашей воли, и вашего гения, то только потому, что этого пожелало Провидение. Вы вели прекрасную и достойную битву. История будет свидетельницей этого. И если это когда-нибудь станет необходимым, докажите свое величие и положите конец битве, ставшей безнадежной.
Я покидаю вас, мой фюрер, как тот, кто был вам значительно ближе, чем вы, возможно, думали, с сознанием до конца исполненного долга».
Гитлер конечно же прочел послание Клюге, но не стал комментировать его в ставке ни с кем из оруженосцев. Он приказал, чтобы фельдмаршала похоронили скромно, без особых почестей, но разрешил, чтобы гроб несли военные.
В центральных газетах Германии можно было прочитать в некрологах, что смерть полководца наступила в результате инсульта – кровоизлияния в мозг.
Говорят, после двух проигранных зимних кампаний в России – Московской и Сталинградской, – Гитлер так и не оправился от потрясений, которые он испытал с поражениями на советско-германском фронте. В разговоре с одним из своих приближенных Гитлер признался, что необъятные просторы России вызывают у него ужас и что при виде снега ему делается дурно.
Именно в это время Гитлер, по-видимому, впервые явственно ощутил, что его ждет бесславный конец.
Глава 15
«Парад» вермахта в Москве
Как же хотелось фюреру устроить парад победы в Москве, но почему-то он не прочитал замечания Жомини относительно вторжения Наполеона:
«Россия – страна, в которую легко проникнуть, но из которой трудно вернуться».
В первые недели вторжения казалось, что стремительно наступающие немецкие войска все сметут на своем пути. Три бронированных клина групп армий «Север», «Центр» и «Юг» своими успехами как бы подтверждали этот тезис. Они мощными стальными поршнями как бы выдавливали наши войска с западных рубежей СССР, имея стратегическую задачу № 1 – взять Москву, а потом выдавить оставшиеся войска и мирное население за Урал на произвол судьбы. Это была задача № 2. Для решения третьей дележной проблемы они бы пригласили, и в этом нет никакого сомнения, своего дальневосточного союзника Японию. Но из расчетов получились одни просчеты.
А ведь начиналось все так интересно и многообещающе. Красная Армия откатывалась все дальше и дальше на восток.
Выступая в штабе группы армий «Центр», нацеленной на уничтожение Москвы, Гитлер заявил, что город надо взять в тиски, а потом окружить, чтобы ни один житель не мог его покинуть. Всякую попытку выхода подавлять силой. Потом он смотрящим ему в рот генералам и старшим офицерам признался, что город и его окрестности будут затоплены и там, где стоит Москва, появится море, которое навсегда скроет столицу русского народа от цивилизованного мира.
Интересна также встреча фюрера с Геббельсом, состоявшаяся 16 июня 1941 года, как раз накануне нападения на СССР. Гитлер был в настроении. Он похвалил своего главного воспитателя нации за высокий уровень пропагандистской работы.
– Итак, Йожеф, мы стоим перед историческим событием – сокрушением большевизма. Погода, правда, стоит относительно неважная, но это нам на руку. Это говорит о том, что зерновые на Украине еще не созрели, значит, нам создаются самой природой гарантии захвата всего урожая.
Он встал и, потирая влажные от пота руки, прошелся по кабинету несколько раз от стола к окну и обратно, а потом неожиданно переменил тему и заговорил о судьбе Наполеона.
– Нельзя повторять ошибки корсиканца – втягиваться в просторы России. Надо блицкригом разбить Красную Армию и захватить нужные нам территории Советского Союза. Действовать необходимо стремительно и молниеносно.
– Но, мой фюрер, на границе с Германией Советы сосредоточили тоже немалые силы. Подтянули войска, – заметил Геббельс. Он говорил об очевидном явлении, о котором до этого никогда не говорил с ним.
– Такое скопление войск противника нам на руку – наши танки и самолеты сделают из советской техники металлолом.
– Главное – внезапность, – вставил опять банальные два слова колченогий человечишка.
– Режим секретности соблюден, – продолжал Гитлер. – Правы мы или не правы, но мы должны победить. Другого результата нам не дано. Это необходимо и правильно в моральном отношении. Когда мы одержим победу, то кто будет нас спрашивать о методах? Кто, кто, кто посмеет? В любом случае мы уже столько всего натворили, что нам необходимо победить, в противном случае весь наш народ, и в первую очередь мы сами со всем тем, что нам дорого, будем сметены…
– Мой фюрер, – заискивал Геббельс, – сегодня мы, как никогда, сильны и сможем одолеть жидобольшевистскую власть, угрожающую нам. Раз и навсегда.
– Сила во все времена приводила к мирному и мировому правлению, – Гитлера потянуло на философию. – А вот отсутствие силы обязательно приводит к беспорядкам. А еще скажу тебе, сила обязательно приводит к знатности, а отсутствие силы обязательно приводит к низкому положению, нищете и голоду. Все, что лишено силы, становится уродливым и смешным, и все, что обладает ею, облагораживается.
Начальник штаба 5-й танковой армии вермахта генерал-майор Ф. Меллентин с присущей тенденциозностью писал:
«В начале войны авиация русских, технически значительно уступавшая нашей, была подавлена германскими военно-воздушными силами. А танковые дивизии все дальше и дальше продвигались вглубь России…
Москва уже не являлась столицей по существу бесформенного государства, стоящего на низкой ступени развития, а представляла собой звено административной машины Сталина, важный промышленный район, а также – что имело, пожалуй, решающее значение – была центром всей железнодорожной системы европейской части России».
Так говорил враг, тоже забывший нашу пословицу, что русские медленно запрягают, но быстро едут.
Фельдмаршал фон Бок, один из немногих гитлеровских полководцев, который понимал, что поражение под Москвой – это знаковое сражение, за ним последует явление. Его группа армий была самая сильная в вермахте, и она споткнулась.
«Нет, на такой территории, как в России, воевать даже 80-миллионным государством, каким является Германия, невозможно, – рассуждал фон Бок. – Мне кажется, что мы скатились с ледяной горки и опять попасть на ее вершину невозможно. Я не паникую, а оцениваю обстановку трезво. Сила Красной Армии в ее резервах, очень больших резервах. Советы успели вовремя переправить промышленные предприятия на восток. И они уже заработали, набирая с каждым днем обороты своей мощи. Подошедшие дальневосточные дивизии сделали свое подлое нам дело. Забыли, забыли предупреждения и советы Бисмарка».
Потом он вспомнил прочитанный перевод статьи «Новый этап советско-германской войны и Япония» из ноябрьского (1941 года) номера токийского журнала «Кайдзо». Ему эта информация была доставлена самолетом «для расширения политико-стратегического кругозора».
