Со временем «Бурбон» снова возвратился к навязчивой идее ухода на Запад. Волны рассуждений о лучшей доле себе и семье приливами и отливами будоражили голову, заставляя все время выгадывать, на каком варианте остановиться.
Одно время ему казалось, что за ним следят. Он стал квалифицированно проверяться, но вскоре быстро успокоился — «хвоста» не выявил.
Вера в то, что ему еще раз предложат выехать за границу, ни на минуту не покидала Полякова. Об этом говорило то, что руководство ГРУ, как он ощущал, по-прежнему относилось к нему с уважением и доверием.
Нужно отметить, что в академии он пользовался авторитетом как у слушателей, так и в преподавательском коллективе. Его, как и прежде, приглашали на всякие сборы и совещания. Теперь он напрочь отвергал когда-то в молодости уловленную фразу: «Что наша жизнь? — Одни потемки, и нам уже ничто не светит». Он считал себя везунчиком и оптимистом, а поэтому надеялся, что ему судьба еще засветит, и ждал, очень ждал вызова в управление кадров…
Время, когда приходится чего-то или кого-то ждать, уже давно замечено, тянется бесконечно. Оно раздражает и беспокоит личность. В ожидании команды выехать в очередную командировку Поляков находился каждый день. И вот наступило то время безысходности, когда надежда начала, казалось бы, таять: руководство молчало, не было никаких намеков и от друзей в Управлении кадров ГРУ.
Почему-то вспомнились слова Ницше о том, что самое верное средство рассердить людей и внушить им злые мысли — заставить их долго ждать. На долгое ожидание он ответил несколькими «радиовыстрелами» по посольству США — снова собранная секретная информация в считаные секунды оказалась на столе у резидента ЦРУ.
Американский босс был доволен работой своего опытного агента…
Жена несколько раз напоминала Полякову, что пора бы заняться ремонтом дачи. Сначала он воспринял слова супруги с сопротивлением — не любил, когда его заставляют что-то делать без его желания. Но со временем мысли, внушаемые женой, стали почему-то все чаще и чаще кружиться над этим проклятым вопросом. И вот он, наконец, созрел.
С присущей ему энергией Поляков начал перестраивать дачу. Мастерить он любил, считал «телесное тружение — богу служение». Так когда-то говорила ему мать о значении и роли Физического труда и вообще всякой работы по хозяйству.
Он знал толк в обработке древесины, или, как он называл ее, «деревяшек». По текстуре определял любую породу дерева. Инструмент, в основном подаренный и купленный за деньги ЦРУ, позволял работать качественно, быстро и с наслаждением. Трудился он на даче всегда молча, считая, что, когда слов на мешок, тогда и дел на вершок.
Поляков полагал, что плотницкое, столярное и слесарное дело особенно благотворно влияет на нервную систему и психомоторику человека, поэтому такой работой он всегда наслаждался. Она его успокаивала и радовала своими конкретными результатами.
Однажды он заколачивал с наслаждением подаренные когда-то американцами по его просьбе бронзовые гвозди. Они легко входили в ошкуренные золотисто-соломенного цвета сосновые тесины и украшали их. И вот в процессе этой работы он в который раз подумал: «А что, разве я стар? Если попаду за границу, есть смысл не возвращаться. Заслуги перед США у меня приличные — обязательно дадут гражданство. Проблема только с сыновьями. Как их вытащить? Не хочется чад оставлять на прозябание в нищей стране, ставшей таковой в результате преступлений ее вождей. Ведь все в Руси слишком старо, чтобы быть новым. И вот этот дух традиций давит. Власти просмотрели русский народ, а у кого нет народа, у того нет бога. Кому же верить в этой стране?! Окружение мое — это мир, сотканный из паутины под названием ложь. Россия не имеет ни цели, ни смысла, а попытки приписать ей движение с вектором в коммунизм — ахинея».
Он понимал, что действительно заслуги у него были не в пример тем желторотым неудачникам — капитанам и майорам, которые перебежали на Запад практически с пустыми карманами по воле обстоятельств с мнимо-показушной ненавистью к советскому строю.
Проблема заключалась с вывозом сыновей — согласятся ли они сами приехать? Как вызвать двоих сразу за границу, минуя непременно подозрение органов госбезопасности? И, наконец, самое главное — состоится ли последняя командировка за рубеж и в какую страну?
На этот самый последний вопрос неожиданно и скоро был найден ответ…
В материалах дела оперативной проверки на «Дипломата» появились первые серьезные материалы о подозрительных признаках в его поведении. Они свидетельствовали: Поляков предпринимал меры по выявлению за собой «хвоста». Он стал активно перепроверяться, что не осталось не замеченным сотрудниками наружного наблюдения.
Кроме всего прочего, имеющегося в досье на Полякова и косвенно уличавшего его в предательстве, у чекистов вскоре появился перевод анонимной заметки, опубликованной в американском журнале «Нью-йоркер» в номере от 24 апреля 1978 года. Со временем автор был установлен. Им оказался некий Эпштейн, которого связывала дружба с известным читателю Энглтоном.
Упоминаемая кличка агента американских спецслужб «Топ-Хэта» из числа советских граждан, работавших когда-то в русской миссии при ООН, практически прямиком направила ход расследования в сторону Полякова.
Глава 13
Вторая командировка в Дели
В начале 1979 года Поляков от друзей узнал, что его кандидатура в числе других офицеров рассматривается в качестве военного атташе в Индию. Надо прямо сказать, в его назначение вмешалась и судьба. Ожидался визит Л.И. Брежнева в Индию, поэтому назначать военным атташе в эту большую страну полковника руководство ГРУ не решалось — канитель с присвоением генеральского звания длительная, можно и не успеть к приезду генсека.
Кадровики ГРУ остановились на готовой кандидатуре — генерал-майоре Полякове.
Вскоре действительно начальник управления кадров вызвал его в кабинет и, улыбаясь, поведал о приятной новости, о которой уже многие коллеги знали:
— Дмитрий Федорович, я предложил начальнику ГРУ Ивашутину Петру Ивановичу вашу кандидатуру на должность военного атташе в Дели. Он согласился с моим мнением. Скоро пойдете на комиссию, но это формальность. Вы заслужили эту должность своим долгим и качественным трудом.
«Ишь, как заливает, как поет! Болеет, оказывается, за меня. А почему? Сколько подарков ты получил! Ни один отпуск, ни одна командировка не проходила, чтобы я не занес тебе „сувенирчик“ ценою в пару долларов. Ты отнекивался, но брал, брал, брал… Не ты, а я тебя купил, а посему и заказываю музыку, — мысленно бросал Поляков реплики начальнику управления кадров. — А брал потому, что такая практика в нашем ведомстве процветает. И такие, как ты, бывшие работники ЦК повинны в насаждении подобных порочных традиций по всей стране. Вот уж истинно: избегайте льстецов — это переодетые мздоимцы. Им нужны только подношения».
— Коллектив в военном аппарате, скажу прямо и откровенно, плохой. Нетребовательность бывшего руководителя очевидна. Вам придется немало потрудиться, чтобы сколотить дружный, работоспособный коллектив, с помощью которого и должны будете решать многочисленные задачи в Индии. Справитесь? — И, словно уловив на лице Полякова ухмылку, добавил несколько заискивающим тоном: — Вы к моим словам, сударь, отнеситесь серьезно. Только добра вам желаю.
