По ряду объективных и субъективных причин в настоящее время в нашей стране сложились исключительно благоприятные условия для агентурной работы иностранных разведок…
Борьба с терроризмом, конечно же, важна и требует больших усилий и затрат, безусловно, надо активно ею заниматься. Но первоочередной задачей спецслужб была и остается борьба с агентурой иностранных разведок, с ее проникновением в жизнеобразующие центры страны. Это аксиома – так всегда было, так всегда и должно быть».
В этих словах весь Леонид Георгиевич!
Разоблачение Ягодзинской
– Как уже отмечалось, летом и осенью 1941 года войска Юго-Западного фронта понесли большие, а на отдельных участках невосполнимые потери, – рассказывал в одном из выступлений известный военный контрразведчик М. А. Белоусов. – Многие части побывали в окружении. И поскольку нужда в людях была огромной, в расположении войск фронта действовало несколько сборных пунктов для выходящих из окружения. Здесь они проходили санобработку, получали обмундирование, оружие и распределялись по частям. На сборных пунктах работали сотрудники органов тыла, кадров, политуправления и особого отдела.
Ветеран поведал о работе военных контрразведчиков накануне войны в частях Киевского военного округа. Подробно остановился на первых днях сопротивления гитлеровцам. Обрисовал обстоятельства гибели командующего Юго-Западным фронтом генерал-полковника Кирпоноса и его штаба. Много нового тогда узнали слушатели о ситуации, в которой погиб начальник Особого отдела фронта, комиссар госбезопасности Михеев.
Рассказал генерал и об особенностях работы армейских чекистов на Украине в послевоенный период…
– Михаил Артемьевич, – спросил один из слушателей, – не могли бы вы вспомнить о какой-нибудь яркой операции в нелегкие дни сорок первого года?
– Ярких операций было много. Помнятся все, и все они остаются в памяти свежими, хоть вон сколько времени прошло. Воспоминание – это как бы мысленное возвращение прошлого, это рай, из которого автора никто не может выгнать. Он свидетель пережитого. Расскажу об одной «яркой», как вы того хотели, операции.
Это было в первой половине декабря 1941 года. На фронтовом сборном пункте в селе Пески Воронежской области к младшему лейтенанту госбезопасности Пивоварову обратился сержант Воропаев, вышедший из окружения из-под Харькова. Как выяснилось, он добровольно ушел на фронт, отслужив в начале тридцатых годов срочную службу. Храбро воевал, отличился в боях за Харьков. Двое сослуживцев Воропаева подтвердили факт его геройского поступка, – когда кончились горючее и боеприпасы, сержант подорвал свой танк и вместе с ними выходил из окружения. По дороге простудился и заболел воспалением легких. Дошло до того, что он, обессиленный недоеданием, большой психологической и физической нагрузкой, стал терять сознание. Пришлось его оставить в селе Шаповаловка у колхозницы Анны Карловны Франько.
– А как сам Воропаев объяснил свою дальнейшую жизнь в хате у колхозницы? – поинтересовался я тогда.
– Просто, – мол, привязался душой к своей спасительнице и польстился на спокойную и сытую жизнь. Но однажды ночью, с его слов, они с сожительницей услышали отчаянный лай собак, шум автомобильного мотора и немецкую речь. Анна пошла открывать дверь, а он юркнул в погреб и затаился.
В комнату вошли несколько человек. Из разговора Воропаев понял, что среди немцев была одна женщина и один русский. Анне приказали накрыть стол и покинуть хату на ночь – убираться спать в сарай. Распоряжалась в компании женщина по имени Гелена. Судя по обращению среди них был немецкий генерал и русский полковник. Переводила Гелена. Фашист предложил русскому полковнику, чтобы он перешел линию фронта и вышел на встречу с крупным советским военачальником. Со слов Воропаева, когда он услышал фамилию советского генерала, у него «волосы встали дыбом, мороз по коже пошел». Полковник сначала отказывался, якобы боялся, что его расстреляют на советской стороне. Тогда «герр генерал» его успокоил: русский его не выдаст, так как он бывший любовник Гелены и близкий друг многих германских генералов. Во время совместных маневров с немцами в 1940 году он проявил себя «галантным кавалером». В неотразимости чар фрейлейн господин полковник может убедиться лично – до утра еще времени вполне достаточно.
Утром фашисты с советским полковником уехали в сторону фронта, а он, Воропаев, понял, что не может держать при себе такую страшную тайну, и решил пробираться к своим…
* * *
Задержанного Воропаева доставили в Особый отдел Юго-Западного фронта. Мы стали внимательно анализировать показания сержанта, ведь речь шла не просто о добром имени и чести видного военачальника, которому в минуты смертельной опасности советский народ, в самом полном значении этого слова, вручил ключи от своей столицы.
Однако в показаниях Воропаева существовала одна натяжка, – не зная немецкого языка, он довольно-таки подробно воспринял и передал суть разговоров. Для перепроверки показаний «окруженца» нужна была дополнительная проверка…
Дело в том, что за несколько дней до этого сообщения нашему Особому отделу пришлось заниматься аналогичным делом. Неизвестный человек в форме капитана ВВС передал командиру части письмо от генерал-полковника Гудериана. Немецкий генерал напомнил ему об их знакомстве в недалеком прошлом и давал «добрый» совет – сделать правильный выбор в сложившейся ситуации. Командир части сделал разумную выдержку, обещая подумать. Во время второй встречи с гитлеровским агентом он, по совету военных контрразведчиков, заявил, что «еще не пришел к определенному выводу», но поинтересовался, чем может быть полезен генералу Гудериану. Агент пытался растолковать, что хочет немец.
Агента-связника пришлось отпустить, но зато командование фронтом узнало, какие вопросы в первую очередь интересуют гитлеровского генерала и куда собирается вермахт направить свой главный удар.
Дело сержанта Воропаева было поручено военному чекисту, лейтенанту госбезопасности Любченко и разведчику Чайке, которых решили забросить с проверочной миссией за линию фронта. Руководство поставило срок выполнения задания в десять суток. До села Шаповаловка добрались на четвертые сутки. Оно располагалось на безлесном нагорье и подходы к нему просматривались со всех сторон. А потом для оперативников была одна проблема, – неизвестно, как встретит их Анна Франько? Если Воропаев немецкий шпион, то его зазноба в курсе всех событий. В таком случае не миновать беды – в селе стоял немецкий гарнизон. Пришлось подключать к выходу на Франько местных подпольщиков и партизан. Эту задачу удалось решить через подругу Анны, пригласившую ее сходить за клюквой. Именно там и встретили «случайно» разведчики женщин. Чайка взял на себя миссию допросить спутницу Анны, а Любченко – Франько.
На вопросы офицера Анна отвечала многословно, но суть в ответах трудно было уловить, где правда, а где ложь. Тогда Любченко прямо спросил ее, что она знает о судьбе Петра Ивановича Воропаева. Этот вопрос попал «в точку» – точно в цель. Она заволновалась и поведала, что Петра выдал фашистам родной брат ее бывшего мужа. Он привел в хату полицаев, и таким образом Воропаев попал в лапы гестапо. Там ему пригрозили, что он будет расстрелян за нарушение приказа немецкого командования об обязательной регистрации в комендатурах или у старост всех бывших военнослужащих Красной Армии, оставшихся на занятых немцами территориях. Анна упала в ноги свояку-полицаю. Задобрила его, чем могла – от денег до имущества. Тот согласился обратиться к коменданту, который за тысячу рублей пообещал Петра не расстреливать, а перевести в концлагерь.
