Я отхожу к стене, а Джессика истошно вопит:
— Это из-за тебя она покончила с собой!
ВТОРОЕ УВЕДОМЛЕНИЕ
Помню, как дни напролет шел дождь. День за днем лило и лило, так что даже мне надоело бегать в одиночестве по лесу. И вот я сижу за кухонным столом и рисую. Бабушка тоже на кухне. Да она всегда здесь. Бабушка старая и худая, кожа у нее сухая и прозрачная, как обычно и бывает у стариков, но талия еще тонкая и спина прямая. На ней всегда какая-нибудь клетчатая юбка в складку и ботинки или резиновые сапоги. Она ведь все время на кухне, а пол там грязный. Потому что дверь на улицу всегда открыта, даже в дождь. Со двора, ища укрытие от дождя, забредает курица, что даже для бабушки уже слишком: внутренней стороной обутой в сапог ноги она осторожно выталкивает ее за порог и закрывает дверь.
На плите пыхтит горшок, узкий столбик пара поднимается над ним и быстро уходит вверх, под потолок, где расширяется, превращаясь в облако. Из тумана свисают пучки зеленых, серых, синих и красных трав и цветов; там же, в тумане у потолка висят в корзинках и сетках корни и луковицы. На полках рядами стоят стеклянные банки с сиропами, сушеными листиками, зернами, притираниями, снадобьями, а некоторые просто с вареньем. Покоробленная от сырости дубовая столешница завалена разными ложками — металлическими, деревянными, костяными, длинными, как моя рука, или коротенькими, как мой мизинец. Из колоды для рубки мяса торчат ножи, тоже разных размеров; некоторые намазаны какой-то пастой и лежат на доске для шинковки. Тут же стоят ступка с гранитным пестиком, две круглые корзинки и еще банки, банки и баночки…
На двери висят шляпа с сеткой, как у пасечников, коллекция передников и черный зонтик, изогнутый, как банан.
Все это я и рисую.
Я сижу с Арраном и смотрю по телеку старый фильм. Арран любит старое кино. Для него чем старее, тем лучше, а я люблю сидеть как можно ближе к нему. Мы оба в шортах: ноги у нас обоих худые и бледные, только его совсем бледные и дальше моих торчат за краем старого мягкого кресла. На левой коленке у него маленький шрам, на правой голени другой, побольше. Кудрявые светло-русые волосы почему-то никогда не закрывают ему лицо. У меня волосы длинные, черные и прямые и вечно свисают так, что закрывают мне глаза.
На Арране поверх белой футболки синяя вязаная жилетка. На мне старая красная футболка Аррана — его подарок. Я прижимаюсь к нему — он теплый, а когда я смотрю на него, он отрывает взгляд от экрана, медленно поворачивает голову и смотрит на меня. Его движения напоминают мне замедленную съемку. Глаза у него светлые, серо-голубые, с серебряными блестками; кажется, он даже моргает очень медленно. Доброта сквозит в каждом его движении. Как здорово было бы походить на него.
— Тебе нравится? — спрашивает он неспешно.
Я киваю.
Он обнимает меня одной рукой и снова поворачивается к экрану.
Лоренс Аравийский проделывает свой фокус со спичкой.
Позже мы сговариваемся повторить его. Я беру из ящика в кухне коробку спичек, и мы убегаем в лес. Я несусь впереди, чиркаю спичкой и держу ее большим и указательным пальцами, пока она не гаснет, полностью сгорев. Мои короткие, худые пальцы с ногтями, обгрызенными почти до корней, чувствуют боль, но я не выпускаю обугленную спичку.
Арран пытается повторить фокус. Но у него не выходит. Он похож на человека из кино. И спичка у него падает.
Когда Арран уходит домой, я опять проделываю то же самое. Это просто.
Мы с Арраном пробираемся в спальню к бабушке. Там стоит странный крепкий запах какого-то лекарства. Под окном — дубовая шкатулка, в которую бабушка прячет Уведомления от Совета. Мы садимся на ковер. Арран открывает крышку шкатулки и вытаскивает второе Уведомление. Оно написано на толстом желтом пергаменте, по которому вьются серые хвостатые буквы. Арран, как обычно, читает медленно, четко произнося каждую букву.
Уведомление о решении Совета Белых Ведьм Англии, Шотландии и Уэльса.
В целях обеспечения безопасности и защиты всех Белых Ведьм, Совет намерен продолжать политику Заключения и Наказания, применяемую ко всем Черным Ведьмам, как совершеннолетним, так и не достигшим семнадцатилетнего возраста.
В целях обеспечения безопасности и защиты всех Белых Ведьм вводится ежегодное Освидетельствование совершеннолетних и несовершеннолетних ведьм смешанного Черного и Белого происхождения (Б 0.5/Ч 0.5). Результаты каждого Освидетельствования будут учитываться при определении каждой несовершеннолетней Ведьмы при ее совершеннолетии как Белой (Б) или Черной/ Не Белой (Ч).
Я не спрашиваю Аррана, какой Код получу я — Ч или Б. Я знаю, что он не захочет меня огорчить.
Наступает мой восьмой день рождения. Надо ехать на Освидетельствование.
Здание Совета холодное, в нем полно серых каменных коридоров. В одном из них мы с бабушкой сидим на деревянной скамье и ждем. Я трясусь от холода, когда, наконец, появляется парень в белом халате и тычет пальцем в комнатушку слева от нашей скамьи. Бабушку туда не пускают.
В комнате сидит женщина. На ней тоже белый халат. Она зовет парня, который меня привел, Томом, а он ее — «мисс Ллойд». Ко мне они обращаются одинаково — «Неопределенный Код».
Они велят мне раздеться.
— Сними одежду, Неопределенный Код.
Я снимаю.
— Встань на весы.
Я встаю.
— Подойди к стене. Мы должны измерить твой рост. — Они измеряют. Потом фотографируют меня.
— Повернись боком.
— Встань подальше.
— Лицом к стене.
И оставляют меня разглядывать мазки от кисти на сверкающей кремовой краской стене, а сами разговаривают и убирают свои инструменты.
Потом они велят мне одеться, и я одеваюсь.
Они выводят меня в коридор и подталкивают к той же скамье. Я сажусь, но не смотрю на бабушку.
Дверь напротив отделана темным дубом, и через какое-то время ее открывает мужчина. Огромный охранник. Он тычет пальцем сначала в меня, потом в комнату за своей спиной. Когда бабушка начинает вставать, он говорит ей:
— Не вы.
Комната для Освидетельствований длинная, с высокими потолками и стрельчатыми окнами, прорезанными в двух стенах выше человеческого роста. Потолок сводчатый, с деревянными балками. Мебель деревянная. Огромный дубовый стол занимает почти всю ширину комнаты, отгораживая от меня трех членов Совета. Они сидят у его дальнего конца, на высоких резных стульях, как короли.
В центре сидит седая старуха, худая и такая бледная, как будто из нее высосали всю кровь. Справа от нее пампушка средних лет, у нее очень черная кожа, а волосы гладко зачесаны назад и туго стянуты. Мужчина слева еще моложе, он стройный, с густыми, светлыми до белизны волосами. На каждом из троих белые мантии из какой-то груботканой материи, которая странно переливается, когда на нее падает солнечный луч.
